– Знаю, – невозмутимо отозвался тот. – Но я спрашивал ваше имя. Думаю, вам не придется по вкусу, если я стану называть вас Истоком Фобоса. А я бы очень не хотел вызывать вашу ярость. Мне отчего-то кажется, что вы очень опасны в гневе.
Не оборачиваясь, я сощурила глаза. Это издевка? Он же говорил с бесправной невольницей! И все же его слова отчего-то мне польстили.
– Гвендолин Макграт, – с достоинством ответила я.
– Очень приятно, Гвендолин. Я – Матиас.
И все – ни титула, ни фамилии. Я открыла было рот, чтобы спросить, однако новый знакомый меня опередил:
– Луна сегодня прекрасна, не правда ли? Впрочем, как и всегда.
Он стоял позади меня, словно тень. Я кивнула, глядя на небо. Совсем скоро мне придется вернуться в свою искромсанную жизнь, чтобы служить чужаку и строить план побега из золоченой клетки. Но пока я наслаждалась свободой – пускай, лишь ее иллюзией – и луной. Я радовалась – и злилась на себя за эту невольную радость, – что первую ночь новой жизни встречаю не одна.
Своим молчаливым присутствием Матиас словно перенял часть моих тревог. Они будто разделили их поровну, и дышать стало немного легче. И пусть все это пройдет, когда утро сменит ночь, я была рада этой недолгой отсрочке.
– Вы так хорошо знаете мой язык…
– Изучал его когда-то. Меня всегда привлекала идея путешествовать, посетить другие края. Долгое время я мечтал жить в Даневии. Тогда отношения между нашими странами были совсем иными… – Матиас помолчал. – Простите, Гвендолин, я не должен был этого говорить. Не должен был бередить вашу рану.
Я кивнула. Закушенная губа отозвалась острой болью.
Выходит, у нас с чужаком было кое-что общее. Вот только сказать об этом я ему не могла.
Они говорили, избегая опасных тем – войны, Аргоса или Фобоса. Говорили о землях за пределами дворца, о прочитанных книгах на даневийском. Матиаса увлекался легендами о Дочери Звезд и Матери Истока. Интересовался, как я впервые ощутила в себе божественный дар. В этом не было никакого таинства, ничего, что эллинес могли бы использовать в своих целях, а потому скрывать я не стала.
– Это сродни… озарению, но не только в твоем разуме – во всем теле. Нет, не так, наверное. – Я смущенно улыбнулась. – Сложно описать. Это чувство… оно рождается где-то в глубине души, словно золотистый цветок, распускающийся под солнцем. И от него во все стороны расходятся лучи тепла. Все лакуны, все пустоты в тебе словно заполняются этим солнечным светом. И тогда ты становишься цельным.
– Золотистый цветок… – задумчивым эхом отозвался Матиас.
– Вам это знакомо? – тихо спросила я.
– Нет. Увы, нет. Лепестки моего цветка черны, а сам он давно превращен в пепел.
Горечь в голосе Матиаса поразила меня. Связано ли то, что терзало его, с необходимостью – или желанием – скрываться в тенях? Как бы то ни было, спросить об этом я не могла. Да и он бы не ответил.
Мы свернули с опасного пути, с горной тропы – к поляне у