Тим взял корзинку, грустно покачал на лапе. Ладно, зато теперь у него есть шёлк. Придётся идти к паукам. Крестовиков он, честно сказать, побаивался, да и не он один. Жили они на отшибе, днём сидели в засаде, ночью плели свои сети. Говорили, что они знают всё на свете и живут вечно. Если пришёл к ним с просьбой, будь готов ко всему: понравишься – помогут, а нет – искусают до полусмерти. И говорят они с тобой вроде как молча. Что это значило, Тим не знал, но звучало жутковато.
Фиолетовую топь было слышно издалека: она монотонно квакала, крякала, булькала душными газами.
Тим вышел к болоту, огляделся: там и сям торчат куцые кочки, поросшие фиалками и кустами черники, тускло поблёскивает вода в безобидных на вид озерцах, сотни огромных паутинных колёс натянуты между ветками чахлых деревьев. Комары противно зудят над ухом. Ай! Тим хлопнул по морде, почесал укушенную щёку. Покрепче перехватил корзину с мотками шёлка и двинулся вперёд.
Он опасливо перепрыгивал с кочки на кочку: чуть зазеваешься – земля начнёт проседать, лапа уйдёт в неверную мякоть – не выдернешь. Выбрался на участок посуше, под худосочной осинкой, и огляделся. Где их искать-то, Крестовиков? Паутиновые сети подрагивали и, казалось, чуть слышно гудели. Он осторожно тронул лапой прозрачную нить – всё колесо пришло в движение, закачалось, будто живое.
– Извините! – просипел Тим: ему вдруг стало жутко.
– Нич-ш-ш-шего… – раздалось у него в голове.
Заяц удивлённо обернулся – никого, только болотные деревца шевелят вялыми листьями. Он собрался с духом и спросил, обращаясь к паутинной сетке:
– Простите, вы не подскажете, где найти Крестовиков?
– Веч-ш-ш-шером прих-х-х-ходи… Не меш-ш-ш-шай отдых-х-х-хать… – зашипело в ушах.
В этот миг беспечная пяденица влетела с размаху в незримую сеть, дёрнулась вперёд-назад, забилась… Тим повернулся на ватных лапах и запрыгал по кочкам прочь, слушая, как бухает на весь лес трусливое заячье сердце. Ох, неприятные они всё же ребята, Крестовики эти, правильно про них говорят. Ну его, этот плащ, к ним и днём-то страшно идти, а уж вечером его сюда и капустной кочерыжкой не заманишь!
Вечером Тим, стуча зубами, переминался под той же убогой осинкой. Было тихо и страшно.
Солнце изо всех сил цеплялось за верхушки Столетней пущи, но было понятно, что долго ему не удержаться: ослабеет, скатится по небу в лесное холодное море и, зашипев, навсегда погаснет.
– Здравствуйте! Добрый вечер… – собравшись с духом, прошептал Тим.
– Тш-ш-ш-ш… Молч-ш-ш-ши… Не меш-ш-ш-шай ох-х-х-хоте… Думай, зач-ш-ш-шем приш-ш-ш-шёл… – Многие голоса в голове сливались в странный шипящий хор, Тиму казалось, что сотни внимательных глаз изучающе смотрят на него из темноты и ядовитые зубы (или что у них там?!) уже готовы проткнуть его тонкую шкурку.
Он тряхнул головой, отгоняя страшные мысли, достал выкройку, развернул перед собой. Закрыл глаза, представил себе сотканный из белого шёлка плащ-летун