– Знаешь, Длинный, – Оскар с трудом сел, принялся выковыривать из лапы занозу, – шёл бы ты куда шёл, и без тебя тошно.
– Ну, как скажешь, брат. Только есть способ тебе помочь.
– Какой ещё способ?
– Про Чёрную Беату слыхал?
Чёрная Беата, старая барсучиха, жила на Кривом озере, и слава у неё была нехорошая. Поговаривали, что за свои колдовские услуги она берёт непомерную плату: чуть ли не душу забирает. Мама Чёрной Беатой Оскара в детстве пугала, когда он засыпать не хотел.
– Ты ж Стану, сеструлю мою, видал? – продолжал Ян, размахивая длинными лапами. – Красотка, будто нарисованная, да-нет? А родилась, секи, с «беличьей губой»! Ни один лекарь не мог помочь, родаки все глаза выплакали, а потом отнесли к Беате – и стала нормальная пасть! Сестра и не помнит ничего, мелкая была. В общем, Беата меня знает, могу тебя к ней свести, по дружбе.
Оскар поднялся, отодрал с плеча сухой репей. Пожалуй, это единственный выход. А ради Аники и души не жалко. Кивнул Длинному:
– Ладно, веди!
Дом Чёрной Беаты стоял на высоком озёрном берегу, под мёртвым дубом: сухие ветки застыли, как руки, протянутые к небу в мольбе о помощи – или о пощаде.
Ян стукнул в дверь, вошёл, не дожидаясь ответа. Оскар шагнул за ним, увидел просторную, неожиданно светлую комнату: все стены увешаны полками, на полках – горят, играют в солнечных лучах цветные бутыли, банки, баночки… Пахло почему-то костром, поджаренным хлебом, вечерней росой. Беата тёмной тушей высилась над столом, переливала лазурную жидкость из большой бутылки в пузырьки поменьше.
Ян шумно втянул носом воздух, стекло звякнуло о стекло, по столу растеклась лужица. Беата рыкнула:
– Чтоб тебя! Кого там филин несёт?
Повернулась, вытерла лапы о несвежий передник.
– А, это ты, лисенёнок!
– Я, я, тётечка! – залебезил Ян, приседая и кланяясь. – Вот, смотри, кого я тебе привёл!
Беата подошла – от тяжёлых шагов заныли половицы. Оскар задрал голову: до чего огромная! Упёрла лапы в крутые бока, глянула – будто проткнула насквозь:
– Надо же, к Беате обед сам пожаловал! Люблю таких толстеньких, да с подливочкой! – Барсучиха ткнула Оскара в живот, довольно захекала, когда тот вздыбил иголки. – Шучу, шучу. Дай-ка гляну… Ну, понятно: лапки то-онкие, пузик кру-угленький! А красули жирных не жалуют. Горю твоему помочь несложно, тюфячок. Завтра будешь ладный да сильный, как Полоскун твой, даже лучше.
– А что взамен? – с опаской спросил Оскар.
– Да ерунда, ежоныш: просто отдашь мне лучшие воспоминания.
– Всего-то? – У Оскара иголки опустились от облегчения. Кому они нужны вообще, эти воспоминания, какой от них прок?! – Отлично, я согласен! Что надо делать?
– Делать? – Беата снова захекала. – Делать тебе, ёж, ничего не придётся. Садись вот на лавку.
Кряхтя, она притащила пустую бутыль, водрузила на стол. Потом