Лукьян заулыбался, слегка смутившись от слов ведьмы.
– Да что вы, бабушка! Не стары вы вовсе…
– Ооо! Твое бы слово, да люду в уши! – застонала Озара. – Да глухи они нынче, только поступки видеть могут. А твой поступок, милок, должен быть решительным. Обряд сделать надобно!
– …Обряд? – парень силился понять ее намеки. – Изъясняетесь вы, бабуль, немного мне иноязычно как-то…
– А то я не вижу, что аки баран на новые ворота на меня вылупился! – гаркнула она, забавляясь. – Жениться на Шурке моей тебе надобно и увезти ее отсюдава подальше. Ухаживания твои словно мёд на душу ее. Расцвела девка моя… Но смотри мне, коли ты просто воду баламутишь вокруг красы, так я твои баламутки с корнем тебе повыдираю! А коль удумаешь с три короба наобещать и удрать к себе восвояси!
Парень цокнул языком, твёрдо качнув головой на упреки.
– Люблю я ее, бабушка Озара. Не лукавил я никогда с ней. Как увидел – пропал сразу. Сердце мое давно уже для неё только бьется, а очи с утра открываются, чтобы хоть мельком увидеть ее наяву.
Ведьма сощурилась на юношу с неким подозрением.
– Не брешешь? Знавала я таких как ты…
– Не знавали. Я ради нее на все готов!
– …Ох, и подкинула же судьбинушка нам такого жениха заморского! – всплеснула руками Озара. – Ну, смотри, коли брешешь и скользким будешь, карасик…
– Жена мужу пластырь, а он ей пастырь. – хмыкнул Лукьян, подбоченившись. – У нас так в роду принято!
Старуха приподняла бровь, причмокнув.
– Переиграть меня в словечки мудреные надумал?
– Никак нет! Всего лишь учусь говорить, как народ ваш, – мудрено.
– Сей народ – не я. И не Шурка даже. Хоть и родилась она в деревне, но не одна из них она. Не деревенские мы. Не древляне. – голос ведьмы охладился на лад. – Лес – дом наш! А язык леса ты уж точно не осилишь.
– Это почему же?
– Чаща страха не терпит. Не будет разговаривать с тем, кто ее темноты боится. – объяснила ведьма.
– …А я боюсь разве?
– А мне почем знать, милок? Мое дело – обозначить.
За внезапной мягкостью ведуньи пряталась тревога, да переживания за ученицу свою. Неспокойно на душе ее нынче было. Чуяла беду надвигающуюся старушка Озара, да не знала, откуда ожидать ее и как Шурку свою уберечь.
Когда застолье шумное за общинным столом на сотню человек подошло к концу, я почувствовала, как Лукьян осторожно касается руки моей под столом.
На губах его заиграла согревающая душу улыбка, и, не раздумывая, я вышла за ним на улицу.
Луна висела низко в небе, отбрасывая мягкое сияние на заснеженные палисадники, когда шли мы мимо них рука об руку.
Чувствовала я, как нарастает предвкушение в груди моей трепетно, пока мы продвигались на окарину к старому сеновалу.
У входа заснеженного Лукьян зажег маленькие лампадки,