Аромат шампуня на время принес облегчение, однако Далтон заговорил снова:
– Ты его бросила.
– Что? – рассеянно спросила Париса.
– Ты его бросила, – повторил Далтон. – И вот опять послушно торопишься на его зов?
– Чей, Нотазая?
– Нет, мужа. – Далтон словно бы поддевал, и Париса некоторое время делала вид, будто не слышит его, молча намывая голову. Ее мутило. В висках снова застучало от боли. Дум. Дум.
Париса нанесла кондиционер по всей длине волос.
– Мы с Насером не разговариваем, – наконец ответила она, и если Далтон не понимал, что к чему, то ей все было очевидно. Насер бы не стал никуда ее звать, не будь дело очень, очень срочным.
Она намылила руки куском французского мыла, терла их, смывая кровь несостоявшихся убийц, пока вода у ног не приобрела нежный розоватый оттенок.
– Он причинил тебе боль, – напомнил Далтон, и Париса отстраненно заметила, что стиснула зубы.
– Я не говорила, что он…
Слова застряли у нее в горле. Она будто услышала голос Каллума: «Они причинил тебе боль?»
«Кто?»
«Все».
А потом голос Рэйны спросил: «Ты просто неспособна любить, да?»
И снова Далтон: «Мне все равно, все равно, кого ты любишь…»
– Все сложно, – пробормотала в конце концов Париса, перекрывая воду. Потом еще минуту стояла в тишине, окутанная клубами пара. Дверь ванной открылась и снова закрылась.
К тому времени, когда она вышла из душа, Далтона уже не было в номере. Париса вздохнула, как она сама себе сказала, с облегчением, затем зажгла яркие лампы над туалетным столиком.
Телефон куда-то пропал, но она предпочла пока об этом не думать.
Обтерлась полотенцем, поглядывая на себя в зеркало – там, где его не затянуло испариной. Не первый раз задалась вопросом, что она такое на самом деле? Что видят в ней остальные, что видит Далтон и убийцы, она уже знала: прекрасные черты, тонко выверенные пропорции, удачное совпадение данных, преодоленные слабости и несдержанность (только сегодня она позволила себе сладкое и пролила кровь).
А что видел Атлас?
Это уже не имело значения. В два быстрых движения Париса тряхнула волосами – взад-вперед, – запустила пальцы во влажные локоны, взбивая их и позволяя снова упасть каскадом естественного совершенства.
Почему Атлас ее выбрал?
И тут, подобно вселенской каре за нерациональную, бессмысленную рефлексию, в голове зазвучал ее собственный голос:
«Нас, разве я могла быть здесь счастлива? Женой быть не хотела, матерью становиться не собираюсь, а ты хочешь, чтобы я прожила всю жизнь в цепях лишь потому, что благодарна тебе за одну вещь, за один шанс…»
Париса взъерошила волосы. Сделала пробор на одну сторону, потом на другую; и так и так было отлично.
«…мне надоело быть благодарной!