– У тебя точно все хорошо? – спросил Насер и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я бы хотел повидаться, если можно.
Париса снова посмотрела на себя в зеркало, прикидывая, что случится, если она оставит кровь. Будут ли ее по-прежнему считать прекрасной? Возможно, да.
– В Париж не собираешься? – нерешительно спросила она, подталкивая Насера к мысли, будто она все еще там, где он ее бросил.
– Я приеду к тебе куда угодно, – ответил Насер.
Париса прикусила щеку изнутри, обдумывая предложение, и снова выглянула в щелку. Сюжет в новостях помог ей определиться с новым направлением, но это не значило, что нельзя сделать небольшой крюк по пути. Неволя, академическая, да и любая другая, закончилась. Теперь Париса вольна поступать как вздумается, быть кем захочет и там, где ей нужно. Это была свобода, завоеванная с большим трудом, которую Париса постоянно – если не считать этого момента – всеми силами старалась воспринимать как должное.
– Пожалуй, я тебя сама навещу. Знаешь, странное дело, – добавила Париса кокетливым тоном, который дался ей пугающе легко, – мне жутко хотелось бамии с тех пор, как…
– Нет, – твердо перебил Насер и тут же, смягчившись, уточнил: – Не сейчас. Прости, милая.
Должно быть, не ожидая такой резкости, Париса вздохнула слишком шумно, потому что Далтон оторвался от созерцания новостей – там какой-то идиот-американец рассуждал о выборах – и глянул в ее сторону. Париса отвернулась, поборов инстинктивное желание понизить голос, и прикрыла дверь ванной. Посмотрела в зеркало.
– Нас, ты беспокоишься за меня или за себя?
– Всегда думаю только о тебе. – Он продолжал говорить в приподнятом тоне. – Так ты по-прежнему в Париже? Можем встретиться в любом отеле, в каком захочешь. В самом пафосном.
Она оторвала взгляд от логотипа отеля на банном халате, ворохе роскошного турецкого хлопка, валявшегося на полу.
– Нет, не там.
– Значит, в кафе? В том самом, где мы виделись?
– Это было годы назад, Нас. Я даже не знаю, на месте ли оно.
– Я его помню. Найду.
Она подумывала отвертеться. Какое-то время казалось, что сказать «нет» будет просто.
– В котором часу?
– Может, в восемь утра? Устраивает?
– У тебя же заседание, нет?
– Да, ну теперь, значит, будет встреча с тобой. – Он ненадолго перешел на арабский и затараторил, веля кому-то там замолчать и выйти вон. Затем снова обратился к Парисе: – Eshgh[10]?
Она с трудом приняла это увещевание.
– Да?
– Мне пора. До утра, ладно?
– Нас. – Парисе вдруг стало холодно, и она скрестила на груди руки. Хотела задать вопрос, даже два, но потом решила опустить их. – Может, попозже? Скажем, в одиннадцать?
Немного помолчав, Насер ответил:
– Хорошо, значит, в одиннадцать. Только обещай, что придешь.
Париса