– Убил что ль кого? – ахнул Худоба.
– Может и убил, не знаю. Вот послушай, что со мной произошло много лет назад.
Проезжал я во главе княжеской дружины по селениям, собирал полюдье. В одном местечке увидели мы непорядок: собрались люди, кричат, волнуются. Присмотрелся – тащат мужики женщину, простоволосую, а на руках ее крохотная девочка красоты неописуемой, синеглазая, белолицая, и вся кутерьма ее вроде и не касается.
– Что такое случилось, – спросил я мужиков, – иль смуту против князя затеяли?
–Нет, боярин, – ответили мужики, – колдовку с ее дитем казнить хотим.
– Виновата женщина – накажите ее, но дитя не трогайте, я ее от вас увезу.
Так девочка оказалась у меня.
Поселил ее в своем тереме, все для нее одной старался, яства заморские покупал, украшения драгоценные дарил, а она отворачивалась и плакала. Зашла к нам однажды переночевать горбатая старуха да так и осталась. Девочка привязалась к ней, ожила, развеселилась. Время шло, расцветала девочка, росла, глаза такой синевой манили – сердце останавливалось. И не видел я, как старуха за моей спиной начала заправлять всеми делами в тереме. До того дошло, что отдам я слугам приказ, а они к старухе бежали, спрашивали, как исполнить.
Пришло время, исполнилось красавице семнадцать лет, и я на ней женился, не смог никому отдать. Мало радости я знал. Редко своими ласками одаривала меня молодая жена, все чаще издали позволяла собой любоваться, а тут вдруг подобрела, своими ручками белыми чару вина вечером подносила. Изопью его и бревном под скамью качусь. Рассказал мне верный слуга, что бывает у молодой жены по ночам страшный гость.
Не поверил я ему. К вечеру, как обычно, вошла женушка распрекрасная ко мне, так и ластится, похохатывает, чару вина подносит. Глаза синие, прозрачные как два чистых озера. Взял я чашу, сделал вид, что пью, а сам зелье тайком под стол плеснул. Потом завалился будто пьяный на лавку, захрапел – стены задрожали. Расхохоталась жена, ударила торжествующе в ладони, убежала на свою половину.
– Вот, смотри, – старик сбросил рубаху. Его спина была в синих шрамах, тянувшихся от плеч, до пояса. – Видишь, как меня враг бил, а я его без жалости рубил мечом.
Старик замолчал, переводя дух. На его груди сиял золотой крест, украшенный самоцветными камнями.
– Что это у тебя? – полюбопытствовал Худоба.
– Крест святой, моя защита и опора. Княгиня Марья Потаповна своими ручками в дар поднесла.
– Что ты с женой сделал? – осторожно спросил парень.
Старик натянул рубаху, накинул тужурку на плечи.
– Взмолилась она, просила не губить, на колени упала. Из глаз синих реки слез лились, сказала, что носит под сердцем моего ребенка. Сколько лет мы с ней прожили, ни разу она не понесла. А тут… Ушли мы из города, все бросили, служанка горбатая отправилась с нами в путь. Жили, где придется, подаяние просили, чужими кусками кормились. А куда шли – сами не знали. И рад был бы я остановиться, но не мог. Однажды, уже была осень, очутились в лесу.