Но в ревире, пройдя процедуры,
Был зачислен в грузинскую бравую часть,
Охранявшую комендатуры.
Форму жгли, выдавали другую без слов,
Принималась другая присяга.
Всё же вряд ли кого-то он сталкивал в ров,
Одинокий и тихий бродяга.
А потом Колыма и дорога в Тайшет,
И рутина тюрьмы и метели.
Ну, а в оттепель, вспомнив, что был он поэт,
Земляки, разыскав, отогрели.
Я любил его. Столь с ним несхожий, привык
К этой грустной улыбке, к душевному складу.
Жаль, он рано ушёл. Но на этот язык
Перевёл «Илиаду».
Подруга
Звуки города, запахи юга
И похмелье гуляк, и молва…
Тут жила в закоулке подруга,
Но, должно быть, давно не жива.
Вдруг почудятся в шрамах, в уколах
Эти вены и, воздух дробя,
Всплески рук обозначатся голых,
Обвивавших, как змеи, тебя.
Издалёка в минувшее глянув,
Словно душу внезапно вдохнул,
Слышишь вдумчивый шелест платанов
И театра старинного гул.
Раззолочены ложи богато,
И такое мелькание лиц
В зале, помнящем Хаджи-Мурата,
Итальянских певцов и певиц!
И в гримёрку прекрасной актрисы
Здесь с букетом, подобным венку,
Важный Берия шёл за кулисы,
Напевая, но весь начеку.
Выплывают из медленной Леты
И, сменяясь, несутся, спеша,
Выступленья вождей и балеты,
Крики «браво» и вопли «ваша»[12].
В шкуре барсовой грезится витязь,
Там грустивший во все времена,
Где с единственным словом «Проснитесь!»
Разбросала листовки она.
Апокриф
Былой Тифлис, ночные перевозки
Продукции лихой цеховиков,
А утром стук сапожника в киоске,
И напоённый сторож бестолков.
Уже друзья в проулке кличут Гоги
И белошвейки из окна глядят,
Подводятся расчеты в синагоге,
Где молятся и несколько солдат.
И свежим хлебов веет из пекарни
На тесный мир беспутства и труда.
Уже в зар-зар играют эти парни,
Жизнь – на кону…Уж такова среда.
Но в ней всегда юродивый найдется,
И царствие туманное его
В почёте у окрестного народца
И не от мира в сущности сего.
Вот в облаке своей священной дури
Ночами он блуждает, сгоряча
На клочья жадно разрывая пури[13]
И русский стих блаженно бормоча.
«Куда я с ней когда-то брёл?..»
Куда я с ней когда-то брёл?
В Тбилиси ветер был весенний
И платья вскидывал подол
И обметал её колени.
Она была смела, тверда,
Несклонна в тостах к местным перлам
И за того пила всегда,
Кто этот мир покинет