Средь лиц, оттиснутых чеканно,
Вслепую и наверняка
Бросались кости из стакана,
Мелькало счастье игрока.
Что деньги! Он, хлебнув чифиру,
Здесь прожил жизнь и не одну,
И проиграл уже квартиру,
И чьи-то серьги, и жену.
Но ведь и так бы с ней расстался,
С безумной от его игры.
Вот куш сорвал, но зря остался,
Всё вновь вращаются миры.
Отыгран браунинг, и хватит,
О, этот друг не подведёт,
И скоро все долги оплатит
Чаеразвесочный завод.
Теперь усушка и утруска
Сполна ответят за базар,
А если не удержишь спуска,
То и в тюрьме пойдет зар-зар…
И у меня игра такая,
Держу лишь слово на кону,
И звук взывает, завлекая
Под набежавшую волну.
Из книги «Устье»
(2018)
Воспоминания о Вадиме
В.Л.
Сквозь жизнь пройдя почти что невредимо,
Высвобождая пленную тоску,
Всё вспоминаю циркача Вадима,
В отеле он учил меня прыжку.
Недавно прыгал он с фуникулёра,
Лодыжку подвернул, и – хоть бы что!
Вновь радостно лицо и ясновзоро,
Овеянное вихрем в шапито.
Всё это бред и дикая причуда.
Открыв окно, в глубокий двор глядим.
– Вон там упасть на дерево не худо,
И – вниз по веткам! – говорит Вадим.
Горячий день, грузинская столица,
Ликующая зелень, синева…
– И на ноги здесь важно опуститься,
Тогда и уцелеет голова! —
Так он вещал в тревожном исступленье
И вспоминал прыжки минувших лет,
Пластмассовые трогая колени,
И трепетал над бездной, как поэт.
«Полудрёма сменит дрёму…»
Полудрёма сменит дрёму,
И в обыденном бреду
Я по городу ночному
Снова мысленно пойду.
Старый город – в тихой буре
И минувшим затемнён,
И застыл в комендатуре
Крик неведомых времён.
Эти пиршества, аресты
Понаслышке знаю я,
Участь отнятой невесты,
Старший друг, – печаль твоя.
Нет тебя. Ушёл, ославлен.
Мир становится пустей.
Но в наследство мне оставлен
Сгусток жизней и смертей.
Память, ставшую судьбою,
Принимаю, не кляня,
И несу ещё с собою
То, что было до меня.
Ната Вачнадзе
Чернота, окрыленная светом…
В сизых сумерках Тифлиса,
В зыби чёрного вина
Мне грузинская актриса
Всё мерещится одна.
Я её не видел въяве
И влюблялся лишь в кино.
Был я мал, она уж в славе,
Это была так давно.