Генри включил старый прожектор и стал направлять его на тротуар вниз, ища причину криков среди стен домов. Освальд подошел к молодому парню и раздражённо сказал:
– Дай сюда этот чертов прожектор! – начал искать причину, чтобы быстрее всё уладить. Сенатора не столько волновал крик и женщина, сколько то, что поцелуй с Милой оборвался, так и не начавшись, по такой глупой причине.
Освальд высматривал и увидел женщину возле ближайшего дома. Она так громко кричала, что сенатор решил спуститься и посмотреть, что там случилось. Взяв перчатки и опять подняв люк, Освальд спустился на лестницу, сказав Миле, чтобы ждала его тут, пока он всё уладит. На это Мила возразила, что знает сенатора с самого детства и ей так же интересно, как и ему.
– Ладно, пошли, – ответил Освальд и накинул на неё своё пальто сверху, прикрываясь тем, что на улице стало намного холоднее за последние 40 минут.
Освальд и Мила спустились, и их барабанные перепонки стали разрываться при приближении к кричащей женщине.
«Как у нее еще не сорвался голос?» – подумал Освальд и, подойдя, мило спросил:
– Женщина, что у вас случилось?
Перед ним стояла явно не очень образованная кухарка лет 50, весом явно больше центнера, при небольшом росте и платье в горошек. Пальцы не были толстые, а голос, как уже стало понятно, был очень громким, из чего можно было предположить, что она работает где-то на скотобойне. Женщина, увидев статного мужчину в костюме-тройке и перчатках дороже, чем её месячная зарплата, тут же замолчала. Она протянула свой короткий толстый палец в сторону переулка, где в её дворе выбрасывают мусор.
Раз в неделю, каждое воскресенье, его оттуда вывозят на телеге местные ребята за небольшую плату. Среди отходов, мешков, костей куриц, бутылок и другого вида токсичного промышленного мусора виднелась черная туфелька на ноге. Освальд сказал Миле стоять на месте и не подходить ближе к проулку.
– Там воняет дерьмом, не хочу, чтобы ты это нюхала, – сказал Освальд.
– Господин сенатор, я переплывала Атлантику и уверяю вас, что ничего так плохо не пахнет, как скот в трюме в недельном плавании, – ответила Мила, взяв Освальда под руку, и пошла с ним.
Освальд приподнял пару мешков куриных костей и жира, что лежали сверху, и увидел воистину страшную картину. Лежала полуголая девушка лет 25, может, 30. Красное платье с кружевами по краям было поднято высоко вверх, так что была видна левая грудь. На ногах была одна черная туфля, а вторая лежала в сорока сантиметрах возле другого мусорного мешка. На спине этой девушки была татуировка в виде бабочки, из чего можно было понять, что она девушка с низким уровнем социальной ответственности. Тело было достаточно ухожено для такой барышни.
Волосы держали две продолговатые позолоченные спицы, одна из них была сильно согнута под семьдесят градусов, возможно потому что ее удалили чем то или швырнули на пол.