Как мы, я и Освальд уже поняли, сегодня 16 ноября, и дело близится к вечеру, а рабочий стол завален будто до мая 1905 года.
Что-то мелочно горькое вспомнил Освальд, поднявшись со стола, он подошел к большому окну с пейзажем на площадь Блюхера перед сенатом.
Освальд смотрел взглядом на две тысячи ярдов, пока не заметил или не вспомнил что-то знакомое в этой довикторианской брущатке. Резко схватил мамины перчатки из нежной оленины, накинув пальто и быстрым шагом покидая кабинет, он лишь успел обронить фразу:
– Спасибо, Моника, Вы свободны.
Освальд мог бы красочно описать и похвалить старания Моники, девка давно бы могла устроиться в транспортную торговую компанию в порту и зарабатывать больше, но она сидит на госслужбе и с трепетом помогает своему боссу, может, просто боится развиваться или уйти, или ей движет нечто большее.
Спустившись по ступеням сената и отворив дверь, Освальд притушил свой пыл, и взгляд его стал более детским и робким. Он глядел в окно небольшого паба с другого конца площади. Самое странное, как после столь долгого пребывания на бумажной работе он оставил себе такой орлиный взгляд.
Причесывая свой бардак на голове в отражение зеркал игрушечных лавок по пути, Освальд не спеша шел.
Зайдя в паб, он еще медленее подошел к столу возле стойки и опустил свой взгляд на одинокую фройляйн.
– Мила, добрый вечер, – сказал Освальд. – Что такая милая фройляйн как Вы забыли в столь мрачном от трущоб и крыс городе?
– Господин Сенатор, – ответила Мила с ухмылкой. – Этот бетон, крысы и трущобы у меня в сердце и крови. Пусть я и уехала на 7 лет, но Британия и их напыщенность и гордость своим чаям ни им не мне совсем ни к лицу, вот я и решила посетить свою родину и Вашу бумажную крепость.
Освальд слушал Милу с интересом, улыбаясь в ответ. Его сердце было тяжело от недавней утраты, но разговор с этой загадочной женщиной из далекого прошлого казался отвлечением от горя.
– Вы удивительно остроумная, Мила, – сказал он. – Пожалуй, встреча с вами стала для меня светлым пятном в этом мрачном городе. Вы смогли вернуть мне частичку утраченной надежды.
Мила взглянула на него с интересом, словно читая его душу. Ее глаза были как две загадочные глубины, и Освальд чувствовал, что она способна на многое, как он когда-то считал и раньше.
– Господин Сенатор, – прошептала Мила. – Судьба иногда приносит нам нечто неожиданное.
Они продолжили беседу, словно уносясь в мир собственных мыслей и надежд.
Но каждую секунду, как Освальд смотрел на Милу, он вспоминал свою Фрау… и он будто в душе чувствовал измену…
– 22:00 Мы закрываемся, дохлебывайте и уходите, господа, – сказал старый бармен.
Освальд помог надеть пальто Миле и проводил ее до выхода, где ее