Они лезут. Ная Ревиоль

догадывается? А может, мне это кажется? «Ого, сколько я здесь!» Время шутило со мной. Два часа утонули в моих оправданиях. Бабуля не двигается, но под ватином тайно подкручивает механизм реальности скрученными ручками, чтоб побыстрее наступила ночь, и я осталась дома. Как она это делает? Она влияет на эту реальность своим существованием, дыханием. За последние несколько дней она так и проводила без движения. Её привязанность к дивану возросла. Она охраняла его от меня, кричала в ревностном исступлении, чтоб я не приближалась, словно у неё отнимали воздух. Под подушкой она мутила какое-то дело. Ныряла рукой и вкладывала в рот по зёрнышку. Мордочка вся ссохлась и стала размером с кулачок. Она резко похудела и сдала за эти дни на столько, что только по голосу его можно было и узнать. Бабуля к чему-то готовилась.

      Я приносила ей еду. Она вырывала её из моих рук, дико посматривая. Сейчас она снова положила в рот бусину. Это были гомеопатические шарики. Она крутила их по рецептам древних лет. Утром я находила целлофановые пакеты, пропахшие мокрой псиной, базиликом и чем-то ещё, неуловимым, но пугающим. Моя правая нога не слушалась. Я пригляделась. По пыльному ковру ко мне тянулась холодное мерцающее плетение. Цепь. На одном конце – бабкины очки, а другой замыкается на моей щиколотке. Я не могу и шагу ступить. Мне показалось, что цепь превращается в пластиковую трубку, а в шее у бабки … катетер? Она крадёт мои силы, чтоб существовать!

      Я подкинула в воздух монетку. Глаза бабки обрели фокус. С хрустом её голова повернулась – слишком неестественно, шея ещё раз подозрительно хрустнула, видимо, окончательно сломавшись. Бабуля не приходит в сознание, но бодрствует, водит плечами, будто реагирует на денежный металл.

      – Смотри, на полу валялось, – мой голос, дрожал, как желе.

      Цепь отстегнулась. Бабуля на лету поймала монетку щелкающим ртом. Её грудь согнулась, как книжка и выпрямилась, сделав изломанный вдох. Я бежала. Ненадолго, но я свободна.

      Я опоздала. Надя качалась на качелях за домом, не подавая виду, что устала ждать меня. Она смешливо отворачивалась от лучей.

      – Наконец-то! – выкрикнула она и стала серьёзной. Руки её оплели меня. Её настрой меня пугал. Она будто всю жизнь готовилась к этому дню и не желала упускать ни минуты.

      – Нам столько нужно успеть!

      Я огляделась вокруг.

      – Не здесь же. У меня дома всё готово. Это недалеко.

      Слоняться по хатам не входило в мои планы. Я пережила такое сегодня… Если я откажу, то отправлюсь домой, а там… катетер и больная бабушка. Полностью больная на все места и странная. Цепи, пыльные вихри. Воспалённый рассудок скоро поглотит меня. Нужна смена обстановки. Я согласилась пойти к Наде в гости.

      Надежда жила через дом и часто оставалась одна. Но в отличие от меня, запертой в холодеющей тишине с бабушкиным призраком, она не знала одиночества. Её любила вся семья – брат, сестра, родители, и эта любовь, словно тёплое сияние, окружала её. И я быстро прониклась к ней и обнаружила, что мне хватит