– Ты с ума сошел! Тебе известно, как я его ненавижу.
– Кому же тогда?
– Тому, кто поможет претворить в жизнь мой план мести.
– Оставь свои глупые мечты! Король жесток: малейшее подозрение – и повиснешь на Монфоконе вниз головой… но без головы.
– Мы стоим на пороге великих событий, Гастон! Увидев это, Бог не оставит меня.
– Что ты собираешься делать?
– Ты сам не понимаешь, кого ты привел в мой дом. Эта женщина дороже всех сокровищ королевства! Она даст мне титул герцогини и первой дамы двора, а тебя я сделаю канцлером, хранителем государственной печати. Она положит к моим ногам королевство, двор, Париж… всю Францию! И ты, мой брат, должен ей помочь. Для начала ты будешь меня охранять: вечерний Париж опасен, а днем я показываться там не намерена.
– Ты все-таки решила ехать?
– Выбора нет. Эта женщина – звезда с неба; она указала мне путь! И – тсс! – ни слова больше. Ты узнаешь обо всем, когда мы прибудем на место. Я пошлю надежного человека; как только он вернется – мы выезжаем.
– А пока я голоден, как стая волков. Как я буду тебя охранять, если у меня в желудке пусто, как в бочке Данаид!
– Ступай и отдай необходимые распоряжения, а я тем временем обдумаю план действий. Мне есть над чем подумать, Гастон.
Пожав плечами, брат ушел.
Оставшись одна, Анна де Монгарден проговорила, сузив глаза и губы, обволакивая слова накопившейся за долгие месяцы желчью:
– О, я отомщу тебе, король Жан Второй! Ты узнаешь, как умеет мстить женщина, которую ты унизил и оскорбил. Это будет месть Франции тебе, ничтожный Валуа!
Глава 3
Вопрос, на который нет ответа
Король Жан II, темноволосый, с покатым лбом и ничего не выражающими, глазами уже три года как был под залог отпущен из плена, куда он попал в битве при Пуатье. Плен не особенно тяготил его. Подумаешь, проиграл сражение! С кем не бывает. Зато он вел себя как истинный рыцарь, не отступающий от законов чести. К нему относились с подобающим особе монарха уважением: игры, танцы, охота – всё к услугам пленника. В письмах из Лондона он жалел французов, высказывал сожаление, что те «потеряли своего отца», но ни разу не обмолвился о нищете народа и угрозе, нависавшей над ним. Важнее всего было его освобождение, и люди должны постараться собрать необходимую для выкупа сумму. И еще: следует пойти на уступки в территориальном отношении, которые потребует тюремщик; кроме этого – вновь собирать армию. Так он писал двору, сыну, брату Филиппу.
Дофин Карл был взбешен. Да он что, не понимает, что готов подарить англичанам чуть ли не пол-Франции – весь юго-запад, север и бассейн Луары, – а ведь именно такими окажутся аппетиты Эдуарда III! И это ради того, чтобы обрести под залог свободу, которую его никто не заставлял терять! И он писал отцу, что Штаты не дают денег на вооружение новой армии (какая там новая – весь цвет рыцарства полег у Пуатье!) и выкуп короля (духовенство ссылается на отсутствие средств, а народ обобран до нитки). Двор не способен спасти Францию, разоренную войной,