– Зато они есть у его сына, – многозначительно заметил Гуго Обрио, прево Парижа.
Дорман подхватил:
– Карл, мы могли бы помочь тебе собрать хорошую армию, обучить ее, но эти земли не принадлежат нам.
– Будь я королем, отдал бы вам их.
– А ведь у нас есть еще друзья, которые помогут и людьми, и деньгами, но твой отец не сможет использовать ни то ни другое. Мы выбросим деньги не ветер, выкупив его, а между тем они очень пригодятся тебе самому.
– И ему может не понравиться такая затея, – выразил согласие Пьер д’Оржемон, друг Карла, без пяти минут первый президент парламента. – Как бы Эдуард в ответ на это не вздумал возмутиться. Нужно хорошенько подумать над этим, Карл. Прости, если невольно нанесу тебе обиду, но твой отец… он просто слеп. Таким не должен быть король!
Дофин бросил на него пронзительный взгляд.
– О чем ты, Пьер? Что у тебя на уме?
– Я думаю о матери, которая меня родила. Она стонет под ударами иноземного сапога, когти дьявола раздирают ее грудь, ломают суставы и рвут волосы. Можно ли смотреть на это без боли в сердце? Можно ли терпеть, видя, как она страдает, стенает под игом захватчика и по вине того, кто проиграл Пуатье и отдал ее на растерзание заморскому зверю? Догадываешься, о ком я?
Карл потемнел лицом, опустил взгляд.
– Эта мать – Франция! – закончил за Пьера Жан де Вьенн. – А виновник ее бед…
Дофин властно поднял руку:
– Ни слова больше! Такова, стало быть, воля Господа. Он вразумит моего отца. В Париже я вновь буду иметь с ним беседу.
Во дворе Карлу подвели коня. Неподалеку, спустившись со ступеней дворца, стояли его советники, делая вид, будто то, о чем они говорят, – обыкновенная болтовня. Гуго Обрио неспешно огляделся вокруг и негромко произнес:
– Двадцать пятого, как стемнеет, после сигнала колокола к тушению огней. Место то же – Вдовья часовня.
– Сам черт не найдет нас там, – обронил Дорман.
– Черт – возможно, но найдет ли Анна? – Это д’Оржемон.
– Комбар сказал, что ее будет сопровождать брат. Ему известен дом Бофиса близ часовни.
– Гастон! Слава богу, мы узнаем вести из Бретани. Но как он найдет… в темноте?
– Их проводит фонарщик. Все оговорено. Ему заплачено. Он будет ждать их на углу Медвежьей улицы, близ ворот.
– Господи – отведем душу! Столько хочется сказать…
– Не тебе одному.
– Карлу – ни слова: речь пойдет об его отце. У Анны давно на него зуб, и если она просит о встрече, значит, у нее есть план.
– Заговор? Давно пора! Жан стоит у Франции костью в горле.
– Карлу пора стать королем. Догадываюсь, графиня метит в этом же направлении.
– Только бы не обычное… Сын Филиппа всем порубит головы, и без того косится уже.
– Успокойтесь, Жан, эта дама не дурнее нас с вами; если она что-то придумала, то, уж будьте уверены, о своей голове она позаботилась не меньше, чем о наших с вами.
– В народе говорят: «Женский ум лучше