– Я тот, кто я есть.
– Пытаешься быть скромным?
– А, по-твоему, я не скромен?
– Какой скромник будет летать туда-сюда в лодке?
– Я не раскрасил лодку и не намалевал на ней герб.
– А хотел? – хихикнула Рухи. – Можешь мне признаться.
Я остановился среди узких каменных стен и сказал:
– Какова награда за то, что мы делаем? Ты когда-нибудь задавалась этим вопросом?
– Награда будет в следующей жизни.
Рухи говорила серьезно. Она пребывала в уверенности, что получит плату за службу. В ее словах не слышалось сомнений.
– Помимо этого, – я указал на булыжники под нами, – нам что-нибудь причитается здесь и сейчас?
– Если возьмешь награду здесь, ничего не получишь там.
Она не совсем понимает, о чем я спрашиваю?
– Шейхи любят говорить, что жизнь коротка. А я скажу, что она слишком длинна. Слишком длинна, чтобы у тебя просили все и не давали ничего взамен. В конце концов, даже самому благородному, стойкому, преданному слуге понадобится что-то, чтобы его поддерживать. Даже такие маленькие жесты… – Я указал на ворота, сквозь которые мы прошли. – Они делают путь чуть более гладким. Немного облегчают испытания.
Рухи кивнула, в ее глазах мелькнуло сочувствие.
– Я понимаю. Тебе и должно это нравиться. Ты многое сделал для этого народа, так же как и для моего. Но я не стану целовать твой кафтан. – Я знал, что под покрывалом она ухмыляется. – По крайней мере, сейчас.
Выйдя из прохода, мы оказались в приятном районе с каналами, фонтанами, разноцветными садами и свежими двух- и трехэтажными каменными зданиями. Рухи внимательно оглядела всех слонявшихся там разнообразных пятнистых кошек. Она впервые оказалась в Сирме и, скорее всего, впервые в шумном городе, кроме Кандбаджара или Зелтурии. И это было совершенно иное место по сравнению с пустынными городами, со своими неповторимыми прелестями, которые я оценил только сейчас.
Горожане казались сильно занятыми, передвигались быстрее, чем жители Зелтурии. Шум и суета еще не достигли уровня, который был до крестейского вторжения. Все-таки мертвецов не так просто заменить. И запах рыбы был не так силен – возможно, рыбный промысел еще не восстановился.
Когда мы поднялись по главной улице, стали видны районы в стороне от Тесного пролива, гораздо более бедные. Ветхие деревянные хижины и лачуги теснились по берегам многочисленных каналов, а некоторые даже были построены на сваях прямо над каналами, что, насколько я помню, запрещено, потому что жители имели склонность испражняться прямо в воду. Но людям надо как-то жить.
Кругом стучали молотки по дереву и камню, и этот звук обещал, что скоро город вернет свое прежнее великолепие. Я задался вопросом, откуда у Мурада золото. Но в его подчинении остались способные люди, а потому неудивительно, что он нашел способ двигаться вперед. После разрушений, которые мы наблюдали, можно было только надеяться на такое быстрое возрождение.
Мы взобрались по лестнице к Небесному дворцу. Каменные ступени