– Да, – сказала она, не сводя глаз с искусно обработанного края столика.
– Знаешь, когда мы с тобой разговариваем, ты можешь смотреть на меня.
Она встретилась со мной взглядом.
– Прошу прощения, султанша.
– Ты полная противоположность Зедре. Как могли кровавые руны превратить тебя в нее?
– Я не знаю. Ничего об этом не помню.
– Полагаю, твой самый большой грех мы уже знаем, – сказала я. – То, что ты была Зедрой.
– Он сказал…
Она умолкла.
– Кто сказал и что? – спросила я. – Договаривай.
Она съежилась как мышь.
– Он… Человек в цветочном плаще.
– Марот, – зло произнесла я. – Его имя – Марот.
– Он сказал, что отведет меня туда, где растут красные тюльпаны. Сказал, я смогу отомстить за свою семью.
Пашанг об этом упоминал, он пережил последние дни перед тем, как Нора стала Зедрой, благодаря кровавым рунам из «Мелодии Норы». До сих пор не пойму, что заставило его прикоснуться к этой книге.
– Силгизы убили твою семью, Нора, так ведь? Я силгизка. Ты хочешь убить меня?
Она ахнула и покачала головой.
– Нет, конечно нет, султанша. Я бы никогда не причинила тебе вреда.
– Почему?
– Я не виню тебя за то, что случилось.
– Может, и винишь. Откуда мне знать?
Ее глаза увлажнились. Руки задрожали.
– Нет. Ни в чем не виню. – Голос треснул, как разбитая ваза. – Никогда не стала бы.
Бедняжка. У нее на глазах какие-то силгизские выродки убили деда и сестру. Даже угрожали насилием, а другую сестру продали за несколько ковров. Вероятно, в мыслях она и днем и ночью переживает этот момент. И, конечно, боится меня, как любого, кто способен приставить клинок к ее горлу.
Нора всхлипнула, и Селена ласково положила руку ей на плечо.
– Ничего. Сира не похожа на тех, кто тебя обидел.
– Пойду спать.
Я встала и в последний раз посмотрела на город. Но там, вдалеке, было что-то не так.
Солнце часто заслоняли песчаные бури и пыль, и тогда город освещался красноватым сиянием. Но сейчас закат был необычайно красным. Я могла поклясться, что вижу вдалеке облако, ярко-красное, каких никогда не встречала.
Может, это предвестник кровавой чумы? Может быть, она уже расползлась из зияющей раны, которую я наколдовала в пустыне? И идет к нам сюда? Может быть, поэтому мне почудилась в вине кровь?
Слишком многое надо было обдумать. Я оставила Селену и Нору на балконе и пошла в постель с простынями из абистранского шелка.
Осторожный стук в дверь разбудил меня в самый неподходящий момент.
– Сын совы, – отозвалась я. – Ты уже потревожил мой сон, так что можешь войти.
Одетый в слишком тесную ночную рубаху Пашанг шагнул внутрь.
– Ты должна пойти в тронный зал.
Я нечасто видела у него такое лицо – застывшее в напряженном ожидании, с закушенными губами.
– Зачем?
– Одевайся