Внутри часовни царила вечная тень. Древние стены, пропитанные влагой и временем, впитывали в себя каждый луч солнца, оставляя внутри лишь полумрак, пронизанный пылью и запахом плесени. Здесь было тихо, как в могиле. Только глухой стук старых часов измерял бесконечность времени. Барсик, одинокий и скорбящий, проводил дни в этой тьме, у тела своего друга. Он уже не пытался уйти, не искал утешения в лесу, не бродил в поисках нового дома. Кот принял свою роль стража, одинокого и верного.
Но с каждым днем тень часовни становилась гуще. Барсик начал замечать странные вещи. С начала это были небольшие вспышки движения в углу глаза, нечеткие силуэты, словно призраки промелькнувших мыслей. Потом они стали чаще, определеннее, вырисовывались из самой тьмы стен. В полумраке он увидел их: тусклые, нечеткие силуэты, напоминая дым, но с поразительной ясностью выражающие страдание. Лица, обращенные к нему, не были человеческими, вырезанные из самой тьмы. Их глаза были полны слез, не видимых, но ощущаемых его душой. Губы шептали слова, не слышимые ушами, но проникающие в глубину его сознания. Эти голоса несли в себе язык невыразимой тоски, с которым он не был знаком, но который понимал каждой клеточкой своего существа. В них Барсик слышал души ушедших в небытие, их печаль о потерянных жизненных путях, о невысказанных словах и несбывшихся мечтах. Это были призраки, души людей, когда-то населявших Куршу—2. Они, будто привязанные к земле, кружились в этой забытой часовне, не находя покоя ни в жизни, ни в смерти. Их образы, из дымки и бесплотного тумана, не могли различить лицо Барсика, но чувствовали его скорбь. Он слышал просьбу людей о покое, о забвении их мучений.
Поначалу, Барсик пугался этих видений, но в глубине души, где жила тоска по Архибальду, зародилось чувство сострадания. Он был одинок, а теперь у него были новые друзья, пусть и не видимые. Кот стал ходить по заброшенным дворам Курши—2, вглядываясь в темноту, в надежде увидеть их еще раз. Барсик в своем простом сердце понимал их боль, он слыхал их мольбы о милосердии.
В полумраке полуразрушенной часовни, где тишина была столь же постоянной, как эхо давно забытых молитв, жил кот Барсик. Его мир был окрашен в серые тона обветшавших фресок, пробивающихся сквозь обвалившуюся штукатурку, и тусклый свет, струящийся сквозь узкие, затянутые паутиной окна. Дни текли медленно, как песок сквозь пальцы, оставляя после себя лишь ощущение зыбкой призрачности. Барсик, привыкший к одиночеству, проводил дни, охотясь на мышей в густых зарослях крапивы, обступивших часовню, и греясь в лучах скупого солнца, проникавшего сквозь пробоины в крыше.
Но однажды