Барышня-крестьянка. Александра Болконская

бытовых предметов; ближе к кухне на полавочник ставили посуду; ближе к красному углу – наиболее ценные вещи (ларцы, книги и пр.); на полавочнике хранили такие орудия труда, как прялки, гребни и т. п., разбегающихся по всему периметру нижней границы крыши.) В основном они были заставлены посудой, сушеным чесноком и травяными вениками, но где-то служили держателем: возле избы на них был подвешен небольшой глиняный горшочек с носиком, под которым стояло грязное деревянное ведро, должно быть, умывальник, а возле полатей висела люлька – большая плетённая корзина, подвешенная за верёвки. Как видно, она была пуста. Лучина, стоящая рядом с ней, догорела, и в и так тёмной избе воцарился полный мрак, пока девушка не зажгла новую, разумеется, не без шипения и тороплений Коровы.

      За дверью послышался топот и мужские голоса, от чего у меня пошли мурашки по спине. Я подвинулась в самый угол, прижавшись спиной к стене. Мальчик, почему-то, даже расслабился.

      Со скрежетом отворившись, дверь впустила в избу коренастого пожилого сгорбленного мужчину с озлобленным, хмурым морщинистым лицом. И будто компенсируя отсутствие хорошего освещения, ослепил комнату своей белоснежной длинной бородой, густыми волосами и бровями , которые сильно выделялись на фоне смуглого лица и грязной одежды. Невысокий старичок, опираясь на кривую толстую палку, оглядел комнату, попутно чавкая челюстью. Взгляд старика, который лишь мельком обратил на меня внимание, вызвал у меня каскад мурашек по спине. Его глаза были светлыми настолько, что на загорелом лице выглядели как пробоины в черепе. Они были странновато зелёно-голубого цвета. Если бы не белые, как облака, волосы и борода, то он был бы похож на чёрта, смотрящего дикими глазами прямо в душу человека.

      Корова тут же вскочила и сделала страдальческое выражение лица. Догадаться было нетрудно: вошёл отец.

      – Кöстюша, а мы тут рöскладываем уже. Садис, пöчти гхöтовö.

      – Всё дóлжнö гхöряче на стöле моэ́м стöять как я в дöм вхöжу. – грубым басом бросил ей в лицо старик, стоя в дверях. Моё сердце, уже уставшее вздрагивать каждый раз от неизвестности опасного, пропустило несколько ударов. – Эх ты, тетёха! – добавил он осуждающе.

      – Ну что ж ты, Кöстюша. Всё гхöтовö, öсталöсь токмо пöлóжить. – задабривала его Корова.

      – Не тöрöпис, мать, мы выждем. – сказал вошедший в избу после старика молодой парень лет двадцати пяти, которому пришлось сильно нагнуться, чтобы пройти в дверном проёме. Явное родство можно было увидеть невооруженным глазом: квадратное крупное лицо с маленькими глазами мать сыну передала, но широкими плечами обделила – всё-таки, ей роль мужика шла намного больше. Молодой человек, на самом деле, сначала, несмотря на его рост, показался мне безобидным: маленькая короткостриженная голова с запавшей, как у отца, челюстью и узкие плечи сильно контрастировала с животом, выпирающим из-под рубахи, поэтому его тело можно было назвать конусообразным, ведь ближе к верху оно сужалось.

      – Спасибö,