– Тебя чего трясет-то так? Температура, что ли? Давай врача вызовем, может, заразу подхватила какую?
Но зараза эта называлась первой любовью, и вылечить Маринку могло только ответное чувство. Она никоим образом не давала понять, что влюблена. Делала вид, что ей на него ровно. Огромными усилиями всего встряхнутого гормонами организма она создавала легкость и беспечность в их общении, непринужденно шутила и сама искренне смеялась его шуткам. Случайные прикосновения, когда они все вместе дурачились и толкались и как бы в шутку обнимались, прошибали ее, как током. Она ждала этих первых взрослых касаний, но все равно уворачивалась от Димки, когда он, шутя, неуклюже-грубовато, как будто он уже взрослый, обнимал ее за плечи или притягивал к себе за шею. К шестнадцати годам Маринка из худого воробышка переросла в стройную, симпатичную, веселую и компанейскую девушку с модной стрижкой и импортными батниками с базы, которой заведовал партийный друг Ивана Ивановича. Все девочки с замиранием несчастных сердечек ждали: ну кто же? Кто станет Димочкиной избранницей? Но Дима ко всем относился одинаково, не выделяя никого. Может, день его рождения что-то прояснит? Во всяком случае, он сузил круг возможных претенденток до количества приглашенных на его праздник. Девочек было шесть. Женя Михайлова, Алла Челза, Ленка Фокина, Лида Дрягина, Катя Лужина и Маринка. Все почти умницы и почти красавицы. Пятьдесят на пятьдесят.
Войдя в дом, Маринка ощутила, что попала в какую-то старинную усадьбу. После родительской трешки-хрущевки дом Берковских казался огромным. И фантастически богатым! Хрусталь, добротная массивная мебель светло-орехового дерева, диковинные чайные сервизы и серебряные столовые приборы. Ковров было немного, и они не висели на стенах, а уютно лежали на паркетных полах. В гостиной был накрыт большой круглый стол, покрытый белоснежной накрахмаленной скатертью, а всё посудное великолепие было красиво разложено и расставлено на семь персон, из чего можно было сделать вывод, что всем этим в семье пользовались, а не просто приобретали, как музейные экспонаты. Благоухающая французским ароматом Димкина мама Эмма Эммануиловна встретила и рассадила стесняющихся девочек, принесла из кухни дымящуюся, запеченную в духовке, фаршированную черносливом, курицу и несколько салатов, пока папа Леонид Борисович разливал холодное праздничное шампанское по хрустальным бокалам. Эмма Эммануиловна была одета в умопомрачительное яркое бело-желто-алое короткое платье и ходила по дому в черных лакированных туфлях на шпильках. «Как же красиво они живут! И как необычно разговаривают друг с другом, как не из нашего времени…» – думала