– Да! – неожиданно раздалось на том конце.
– Пашка, ты где? С тобой все в порядке? Ленка тебя потеряла!
– Я в Турции, Маринка!
– Паша, ты больной?! Ленка на уши всех поставила! Мы с ума сходим! В какой Турции?! Что ты там делаешь?!
– В пятизвездочный отель устраиваюсь! – радостно кричал Пашка.
«Да-а, ну, он явно не вены резать туда поехал». Марина не знала, как реагировать.
– Какой отель, а работа? А Ленка?
– А я их всех послал! И работу, и Ленку!
«Надо Ленке звонить».
– Лена! Нашелся твой клоун.
– Что с ним, он где? – с тревогой выдохнула Лена.
– Да нормально с ним все. Ты только не убей его, когда приедет, он загорать полетел в Турцию.
– Как загорать? В какую Турцию? На чем? Когда?
– Ну, на самолете, наверное, если за день управился. Бедная ты, Ленка. Не дай бог кому такое счастье. Давай спать ложись. Деньги-то у него откуда?
– На ремонт дачи копили.
Вернувшись с курорта заметно отдохнувшим, без копейки денег, Пашка пытался пробудить свою совесть.
– Я подонок. Как меня земля носит?
– Пашка, пить завязывай! Жалко же тебя, откуда здоровья столько? Море водки, наверное, за жизнь выжрал. Ленке весь мозг вынес, плачет постоянно, пожалел бы и ее, и себя. Родителей, в конце концов!
– Да знаю я, Маринка, говно я.
– Оттого, что ты знаешь, людям не легче, хоть мать с отцом пожалей!
Пашка с Мариной сидели во дворе, на скамье у подъезда. Он тяжело молчал, опустив голову. Думал.
– Пойду я, – сказал Пашка, подумав. И пошел в ларек за полуторалитровкой пива.
«Да-а, тяжелый случай, – подумала Маринка, – горбатого могила исправит».
– А не надо было ему маленькому жопу целовать! – Иван Иванович придерживался мнения, что во всем виновата мать. – Сюсюкалась с ним, до двадцати лет подтирала, теперь расхлебывай!
– А, ищ-що! Я виновата, конечно, кому ж еще! Пока ты водку жрал с журналисточками, я их одна троих тащила, а теперь я виновата! Ничо-ничо, бог не Антошка, видит немножко! Отольются кошке мышкины слезы!
– Не Антошка, понимаешь… Я работал! Я всю жизнь пахал на семью! Кто вас содержал?! Вы бы без меня дерьмо жрали!
– Нужна мне твоя «содержал»! Лучше дерьмо жрать, чем то терпеть, ЧТО я всю жизнь терплю!
И понесло-о-сь…
***
Беспредельный эгоизм на благоприятной почве родительской вседозволенности приносил свои сочные плоды. Марина не считалась ни с чьим мнением – ни родителей, ни брата, ни сестры, ни учителей. В школе проблем не было, училась она хорошо, вяло участвовала в жизни класса, была умеренной активисткой, безыдейной комсомолкой, не спортсменкой. Марина не умела проигрывать, ее позиция была единственно правильной. Она спорила до кровной обиды, доказывая что-либо оппоненту, даже не будучи до конца уверенной в своей правоте.