– Все равно вам надо быть поосторожнее.
– Думаешь о том, на якорной площадке, которого Сомчай заметил? Он тебя напугал?
– Нет.
– Надо же! А вот я напугался. – Джайди оценивающе смотрит на Канью – решает, сколько правды можно ей доверить. – У меня очень нехорошее предчувствие.
– Серьезно? – Девушка поражена. – Вы напугались одного несчастного человека?
– Ну, уж не так, чтобы убежать и спрятаться за юбку жены… Я видел его раньше.
– Вы не рассказывали.
– Да я и сам поначалу не был уверен. Похоже, он из Торговли. – Джайди ненадолго задумывается. – Видимо, на меня опять открыли охоту. Может, снова попробуют убить. Что скажешь?
– Не посмеют. Вас же поддержала ее величество.
Он гладит себя пальцем по смуглой шее вдоль старого белого шрама, оставленного выстрелом из пружинного ружья.
– Не посмеют даже после якорных площадок?
– Тогда я назначу вам телохранителя, – с неожиданной злостью говорит Канья.
Эта вспышка заставляет Джайди захохотать, но на душе становится теплее и спокойнее.
– Ты хорошая девушка, но я буду дурак, если возьму охрану. Все же поймут, что мне страшно. Какой я после этого тигр? На вот, поешь. – Он кладет Канье на тарелку еще рыбы.
– Я наелась.
– Брось, все свои. Ешь.
– Наймите телохранителя. Очень прошу.
– А я доверю свою охрану тебе. Этого будет вполне достаточно.
Девушка вздрагивает. Джайди забавляет ее смущение, но он не подает вида.
«Ах, Канья. Каждому в жизни приходится делать выбор. Я свой сделал, но у тебя собственная камма».
Потом продолжает вслух:
– Поешь. Вон какая худющая.
Канья отодвигает тарелку:
– Что-то я не голодная в последние дни.
– Людям еды не хватает, а она «не голодная».
Девушка делает недовольное лицо и подцепляет ложкой ломтик рыбы.
Джайди откладывает вилку и мотает головой:
– И все-таки – в чем дело? Ты угрюмее, чем всегда. Такой вид, будто родного брата похоронила. Что случилось-то?
– Да ничего. Правда ничего. Просто есть не хочется.
– Докладывайте, лейтенант. Говорите все как есть. Это приказ. Вы хороший офицер, и я не могу смотреть, как вы маетесь. Мне не нравятся кислые лица моих людей, будь они хоть трижды родом из Исаана.
Пока девушка, скривив губы, подбирает нужные слова, Джайди задумывается, вел ли себя по отношению к ней когда-нибудь тактично. Вряд ли. Всегда напирал, легко приходил в ярость. А вот Канья, эта мрачная Канья – она, наоборот, всегда джай йен. Никакого санука, но непременно джай йен.
Джайди терпеливо ждет, надеясь наконец-то услышать историю ее жизни – как есть, со всеми горькими подробностями, но вместо этого, к его изумлению, девушка, страшно смущаясь, почти шепотом произносит:
– Кое-кто из наших жалуется, что вы мало