– Вечером я приду снова. Будешь один?
Ответить бы чего-нибудь, пока не поздно. Да. Прогнать ее, выругав на прощание – что может быть проще? Однако нет. А она умница; кажется даже, что заглядывая в твои глаза, она видит что-то там внутри такое, что-то, чего не каждая способна разглядеть. Упорно приходит, рабски, но уверенно спрашивая то, чего на самом деле хочет. Сидит в одном белье, шелковостью приковывая твой нахмуренный и блуждающий взгляд. Ждет ответа или не ждет? И на что рассчитывает этим вечером? Может, опоит тебя, может изнасилует – да, такое бывает редко, однако бывает. Может так же будет сидеть, не мигая и выкуривая сигарету за сигаретой, пока пальцы не устанут и она не завалится, роскошная, на кровать. Характеристика ее проста – она не говорила, когда курила и наоборот; четкое разграничение понятий давало полную уверенность в том, что было для нее действительно в определенный момент важно. Говорила помногу и одновременно отрывисто; кончая пачку, доставала следующую, она перешла на красно-крепкие, наверняка специально ради тебя. Позже это, конечно, оставит на ней потускневший след лихой молодости, вы разделите на двоих желтизну, которая пока есть только у тебя – но так, впрочем, бывает с каждым человеком, что решил на этом свете пожить.
Хмыкнула, не услышав твоего ответа; горько усмехнулась, поправляя белье. Ночь была нежна своей белоснежностью и порочной тайной, что окутывает вас двоих, что твой снежный и тихий буран. Собралась и вышла, аккуратно прикрыв дверь, не посмотрев на прощание – знала, сука, что ты будешь ждать ее, как мало кого ждал. Странно, что так все выходит – что она, такая непосредственная и такая неправильная, появилась в его жизни совсем недавно – но тогда, когда он меньше всего этого заслуживал и одновременно в этом нуждался.
Рита звонила. Шесть пропущенных, поставленных на беззвучный режим. Кричи, когда нет голоса – надейся, что сияние экрана скажет всю нежность за тебя. Почему люди продолжают звонить, когда лучше бы им со своей участью смириться? Она знала тебя. Знала отчасти твои мысли и твои образы поведения. Была упорной, была странной и почему-то необходимой, словно воздух; «забывая Риту», – отличное называние для фильма ужасов, отличное, неправдивое; да, она воздух, нет, она пресыщение углеродом, отравление, смерть; все-таки воздух. Не тот, которым ты дышишь – тот, запас которого хранится где-то вдалеке. Ты ненавидишь этот воздух за саму возможность отравления и конечности того, что наполняет твои легкие – притом прекрасно зная, что однажды ты вдохнешь и его в том числе; это будет означать конец.
– Литературщина бренности, глупый день и маленькие люди. – говоришь, обращаясь к белой стене. Да, она тебя понимала,