Но было так тихо, как на кладбище. Редкие вороны рассекали небо, противно каркали и приземлялись на деревья. Выйдя на улицу в одних валенках и укутавшись в одеяло, Захар бродил от одного двора к другому, чтобы встретить соседей. Его распирало от желания поделиться с кем-либо великой, объявшей его высокое тело новостью.
Но Старая спала. Спал весь Торфянск, спала губерния и спала страна. Уже летели ракеты. По небу разливался красный огонь. Вертолеты и самолеты вторгались в воздушное пространство, разрывали громким гулом тихую, мирную жизнь. Темные города озарились пламенем. Бог войны шел по украинской земле, когда как по земле русской слонялся один Захар, не знавший, что и делать, что и говорить, как это все принять и осмыслить.
Не дождавшись пробуждения соседей, он разом кинулся домой, ворвался в спальню к жене, чтобы добудиться ее, воззвать к гражданскому долгу. Сквозь сонм пьяного угара и эйфории он пытался вымолвить что-то складное, что-то, напоминавшее человеческую речь. Катерина, испуганная дрожью волосатых мужских рук, забилась в истерике. Пришлось еще долго успокаивать, пока жена совсем не пришла в себя.
– Дурак ты, Захар. Пьянь и дурак. Что у тебя случилось? Болит что? Я же сказала, где лекарства лежат. Если бессонница, мог бы и снотворное выпить, – с недовольством в голосе говорила Катерина. Тем не менее, гневливые нотки сменялись заботой и сожалением. Выглядел муж жалко, потерянно, будто нерадивый медвежонок. – Что там у тебя?
– Катька…Ты не представляешь, что сейчас будет…Точнее, уже… – с запинками выговаривал Захар и мотал головой, чтобы лучше настроить «суперкомпьютер»: так он называл свою богатую на идеи голову.
– Да говори уже, заманал, ей богу. Говори, Захар!
– Война началась. Президент вышел и объявил. На Украине, Кать, война…
– Как война? Быть не может, – не веря ни ушам, ни глазам, говорила Катерина, но в душе начинала понимать, что это не белочка. – Захар, ты не шутишь? Война?
– Война, Катенька, война. Настоящая. Киев брать будут. Возьмут быстро, дня за три. Но потом что будет? Война, Катя. Кровавая война.
– Не понимаю, Захар, не понимаю. Это шутка какая-то, сон. Я же сплю, правда? – заливалась истерическим смехом Катерина.
Захар молчал, не зная, чем крыть такой аргумент. Он и сам не совсем понимал: спит он или нет. Думалось, что Президент появился только перед ним, сообщил что-то такое, что заставило быть Водкина прийти в себя. И он взаправду оживился, забегал не то от счастья, не то от ужаса. А теперь накатывал животный страх, первобытный, давно забытый, но теперь поднявшийся на поверхность.
– И чего делать, а? – спросила Катерина и завязала распущенные каштановые волосы. Она встала и запахнула махровый халат, прошлась по спальне, выглянула в окно, как и Захар полчаса тому назад. – Тишина