Я подняла голову, уставившись на него со скепсисом.
Дело в том, что после общего собрания, на котором мою «тактику» смешали с дерьмом, я пыталась собраться с мыслями перед очередным «свиданием» с плененным чужаком. Суров предпочитал не вмешиваться, когда доходило до инструкций, с помощью которых Дубровский пытался разузнать секреты внеземной цивилизации, и поэтому с легкостью оставил меня в самом эпицентре урагана. Если коротко, то орали все, даже интеллигентный Севастьянов пару раз упомянул чью-то мать. Наблюдая за всем этим, я не была уверена, что здесь вообще стоит говорить о тактике. Скорее, следовало бежать, сломя голову с криками: «Спасите!»
Именно так я и хотела поступить, но…
… боюсь, именно я и ставила всех в опасность.
– Сейчас мы рискуем абсолютно всем, – с умным видом вещал на собрании Крылов. – Но, если мы стоим на пороге открытия в квантовой физике, объясняющего перемещение сквозь пространство, я готов даже умереть. Черт возьми, я хочу знать, как они сюда прибыли!
– А я не готов жертвовать жизнью, – мрачно заметил Воробей, погрузив пальцы в густые волосы на затылке.
– Медицина, технологии, знания о вселенной – они могут дать нам все, – убежденно произнес Дубровский, но был прерван жесткой репликой Севастьянова.
– Если захотят. А пока они желают нас уничтожить. Эта их называемая ратхату… не значит ли этот термин, что истребление – это лишь часть их ритуала. Он назвал это «великой охотой».
– И, тем не менее, он контактен. Вы не станете отрицать, – заметил Дубровский: – Мы должны работать, пока есть возможность, и, как минимум, забыть о перерывах.
Последняя фраза предназначалась, кажется, мне. И вот теперь я сижу под дверью, подтянув колени к груди, и пытаюсь протолкнуть кислород в легкие.
Это не так-то просто, если честно.
Каждый раз я вспоминаю крики сестры. Почему это просто нельзя стереть из памяти?
– Твой планшет, – улыбка у Воробей искренняя и полна сочувствия, – можешь звать меня Артем, – он потряс в рукопожатии мою слабую руку: – Чем будешь удивлять в этот раз?
Тем, что грохнусь в обморок?
У меня не осталось сил даже на улыбку.
– Посмотри туда, – Артем указал на говорящих поодаль Сурова и Дубровского. – Не сошлись во мнениях, кажется. Тебе нечего переживать, этот мужик не даст тебя в обиду.
– Что они обсуждают? – нахмурилась я.
– Они говорят о тебе, – взглянул на меня Артем. – Профессору не понравилось твое своеволие, но Суров посоветовал ему засунуть свое мнение в задницу. Ты выдаешь результат, а, значит, справляешься.
Удивительно, но Суров и правда суров. Этот каламбур с его фамилией, наконец, вынуждает горькую улыбку скользнуть по моим губам. Он выглядит таким уверенным, волевым и сильным. А еще он резок и серьезен. Под его натиском Дубровский лишь напряженно молчит и скупо кивает.
– Элеонора! – он, наконец, замечает меня: – Нулевая готовность!
Меня затапливает страх.
Сколько