Я кивнул.
– Ну, круто.
– Она обняла меня за шею, потом сняла туфли, обошла клетку, трогая пальцами золотистую решетку. Я тем временем разжег камин.
– Можно зайти внутрь?
– Конечно.
– Я стащил с Регины одежду, галантно распахнул дверцу. Нагота отливала белизной, как мраморные каллы с пупырышками воды.
– Ой, какая прелесть! – напялила хитончик с дымчатыми перьями, раскраснелась, предвкушая, как займется любовью в клетке.
Невероятная игра, затеянная мной, уже развивалась по своим законам, затягивала в крепкую паутину, и я становился одним из действующих лиц.
Мы обнимались, зарывались в сено, разворошили подстилку.
– Давай будем здесь жить, так здорово, – разгоряченно шептала Регина мне в ухо. Посмотрим, что ты скажешь через полчаса, – подумал я, притомленный ее напором, жарким водопадом истосковавшегося тела. Где изумивший меня сиреневый свет кожи, острые черты птицы? Вспыхнув на мгновенье, птичность лица рассыпалась, ускользала. Что же тогда? Вся моя затея напрасна?
– Не поняла! – вскинулась Регина, когда я, щелкнув замком, выбрался из клетки.
– Не поняла, – повторила уже резче, – ты меня здесь запер, а сам улизнул. Это, что, твои обычные понты?
Ясно, ей было неприятно, дверца захлопнулась.
– Да вот я, никуда не слинял.
Она зябко передернула плечами, вздрогнули, переливаясь, перья. Замечательно!
– Открой, слышишь!
Всполошенная, рассерженная… злой блеск глаз, тот самый, наклон лица… мне бы схватить кисть, сделать первые мазки, а не препираться с ней, пускаясь в нудные объяснения.
– Спокойно. Не трепыхайся, давай поговорим. Считай это экспериментом, как хочешь. Я должен написать твой портрет, грандиозную вещь. Я тебя увидел такой, Женщиной
– Птицей, еще в первый раз, когда приехала, – я волновался, подбирая нужные слова, но не получалось.
– Ты ведь можешь стать как бы моим соавтором, не просто позировать…
– Позировать? – ее лицо стало скучным.
– Бред какой-то…
Верно, живописцы сейчас редко вдохновляют друг друга.
Чтобы доказать, что я не бешусь с жиру, говорю по делу, я протянул Регине скатанные трубкой ватманы, рисунки. Увидев уголь и тушь, свое колдовское лицо, Регина даже языком прищелкнула.
– Да ты рисовальщик! А я думала – ничего особенного, мазила.
Все вы так думаете! – чуть не вырвалось у меня, но я сдержался.
– Ну хорошо, пиши себе на здоровье, – смирилась она, – только выпусти из клетки.
– Придется свыкнуться с некоторыми неудобствами, на короткое время, ради достоверности, – перешел я к существенному.
– Тебе надо прожить жизнь птицы, я смоделировал всю атрибутику, это consept. Не знаю, сделаю ли что-нибудь потом, возможно, я и рожден то для одной вещи – твоего портрета…
– Выходит, я должна сидеть в клетке? – Регина снова выпустила когти.
– Три