– Аня. Зачем тянуть бодягу? Мне шестьдесят пять, а тебе… шестьдесят три, постой, шестьдесят четыре, кажется. Кто знает, сколько нам осталось? Не вечные мы. Перед Натой я чист, прошло уже полтора года. И Лариса не кинет в меня камень. В общем, я прошу твоей руки. Что скажешь?
Петя церемонно наклонился и коснулся ее губ своими сухими губами.
– Ты….– заплакала Агния,
– ты похорони меня вместе с Валечкой. Я памятник новый сделала, только выбить осталось… на плите.
– Что ты сразу о смерти?
– Обиделся Петя.
– Ведь неизвестно, кто первый. Я так, гипотетически сказал, мол, не стоит тянуть.
Ах Петя, если бы он знал! Вправе ли она…
– все плыло, кружилось перед глазами. Дождалась! Свершилось невероятное. Чего не могла дождаться в жизни. Вот ведь какой финт копытами! Она еще успеет побывать замужем на излете своих считанных дней. Ната, пожалевшая, обласкавшая, допустившая до своей семьи, это твоя последняя милость, подарок. Уже с того света.
Неизвестно кем снятая речная посудина, с пьяной музыкой, с прыжками за борт, надоевший плеск воды
– все, все растворилось, размякло в ней, обернулось сладкой мелодией. Даже губная гармошка, лежавшая у Пети на коленях, показалась свирелью Пана, с итальянской картины. Ее последние месяцы станут щемяще
– сладкими, как Ремарк, «Жизнь взаймы». Когда смерть рядом, но есть и любовь, и они так переплетаются, и непонятно, что важнее.
Почему Петя ничего не говорит о чувствах, к ней, совсем не говорит. Почему? Ничего, еще скажет. Агния вытерла слезы, встала, распрямила спину. Начнется новая жизнь.
– Ты не ответила мне, Анюша.
– Где
– то далеко прозвучал Петин голос.
– Как не ответила?
– Она осыпала благодарными поцелуями его лицо, словно ставшее родным.
– Ты прямо как молодая,
– смутился Петенька, а она вела его на горку, к кирпичному красавцу, в свои хоромы, где они будут жить. Не в его же малогабаритке, с паутиной в аквариумах.
Петя, приглушив дыхание, ступал по мягкому ковру, Агния слышала, как хрустнули у него пальцы, видела, как по
– кошачьи вспыхнули глаза в сумраке коридора. Будто не веря, что ему предстоит здесь обитать, Петя медленно рассматривал европейскую кухню, морские накаты на стенах комнаты.
– Скажешь, это все твой племянник?
– Нет, Петя, не хотелось говорить сразу. Я получила наследство, умерла моя дальняя родственница, в Америке.
– В Америке, так в Америке,
– бросил Петя, не глядя на нее.
– Мы обязательно повесим портрет Наты, ты найдешь место…
– Зачем это тебе? Не понял.
Выходит, Петенька, перешел от одного терапевта к другому.
– Агнии было грустно и смешно.
Они сходили в магазин за шампанским, и Петя остался у нее.
Ночью он ее разочаровал. Да, не гондольер. Огурчик, советский авокадо. Такой тщедушный голышом, на ее царской кровати, он не