– Не знаю, что вам сказать, я ничего не решила.
– И совсем тихо добавила:
– Кому же хочется умирать?
Агния мялась в коротковатых брюках и старых кроссовках, как женщина, пришедшая наниматься на домашнюю работу.
– Вот увидите квартиру, остальное увидите, и решите.
– Черкасов с охранником усаживали ее в машину. Импозантный Валерий Дмитриевич уже не будоражил, не было того стыдного, жаркого, чего она испугалась в себе, темные стекла скрывали пронзительные велюровые глаза.
Мерседес мягко шуршал по набережной. Отсюда, в маренговой сетке дождя, Москва
– река показалась Агнии Финским заливом, потому что никакого другого она не видела. Перекатывалось темное олово воды. Справа, на холмах, небоскребы новых русских вытянули жирафьи шеи, заслоняя рослые, обжившиеся тут деревья. К одному такому, распиравшему свежий асфальт строительной площадки, лихо подкатил лимузин. За массивной дверью уже сидела консьержка в очках, в аккуратной блузке, чем
– то похожая на провизора. Она слишком преданно улыбнулась Черкасову. Везде у него свои люди, все
– то ему улыбаются. «Каждому здесь кобелю на шею я отдам свой лучший галстук».
Они вошли в зеркальный лифт. У добротной металлической двери в анфиладе девятого этажа Черкасов подмигнул ей и повернул внушительный породистый ключ; на бронзовом лице центуриона, охранника, не дрогнул ни один мускул. Большой холл перетекал в еще более просторную, метров в пятнадцать, полукруглую кухню, обставленную вишневой стенкой. Агния замерла на пороге.
– Это… все мне?
– А то кому же?
– Черкасов улыбнулся мелкими зубами, вчера, очарованная, она их не приметила.
Очумело окинув взглядом холодильник «Стинол», посудомоечную машину, Агния приникла к высокому духовому шкафу, он
– то и сразил ее окончательно. Прощай, жопастая, грудастая, вонючая жизнь с подгоревшими сковородками и едкими порошками, с оттиранием жира на треснувшем кафеле. Но это еще было далеко не все. Отороченная деревом арка вела из кухни в комнату, являя великолепие перламутровой кровати за воздушными шторами и волнистые стены цвета нежного морского прибоя, невероятные, потому что обоев таких не бывает!
– Это не квартира, это сущий рай,
– запинаясь, произнесла Агния.
– Смотрите дальше.
– Командовал Черкасов, ведя ее, дрожащую, в сладком стрессе, в опаловый, под слоновую кость, евротуалет с широкой низкой ванной. Гипноз продолжался. Он включил клавишу на золотистой вазе унитаза, из его керамической утробы раздалось птичье щебетание. На таком постаменте можно впасть в забытье, легко отлететь с последней соловьиной трелью. Агния неловко топталась на узорчатом полу, стыдясь мятых брюк и несвежих носков.
– Пойдемте,
– Валерий Дмитриевич взял ее под локоть.
– Вам и выписываться не надо из Нагатино,