Но коричневая пятерня не разжимается. Жижа вокруг неё бурлит, вздыматься и наружу, обтекая серыми нечистотами вперемешку с кровью, вырастает голова, из которой торчит монтировка. Голова вполне человеческая, если не считать отсутствия лица и жидкой грязи, стекающей повсюду. Когда я говорю, что у головы нет лица, то это именно то, о чем я говорю. То есть там вместо носа, глаза и рта просто натянутая на лицевую кость кожа. Следом появляются мускулистые плечи, руки, торс и наконец ноги. Виталя, схваченный за лодыжку, во время этого рождения оказывается вверх ногами. Его держат за ногу, как провинившегося мальчишку.
Пораженный зрелищем, я не сразу вспоминаю, что ружье все еще у меня. А голый мускулистый тип с монтировкой в голове, исходя яростью, с силой швыряет Виталю к дальней стене. Паренек шлепается об обои, как длинная мокрая тряпка. Такой же тряпкой он падает плашмя на грязный диван, а на стене остается длинный отпечаток его тела.
Субъект без лица, разобравшись с Виталей, недвусмысленно поворачивается ко мне.
– Вот теперь стреляй! – подсказывает распаленный подросток.
Тип с монтировкой в черепе бросается на меня размашистым шагом. Я пячусь назад, жму на спусковой крючок. Голова без лица разлетается на части, как хеллуинская дыня. Кровь с расщепленными костями черепа прилипает к стенам и потолку. Тело без головы падает на колени, затем заваливается на бок и медленно погружается в серую жижу.
Виталя плюхается на четвереньках в серый ил, чтобы успеть спасти утопающую монтировку. Но железяка уже скрывается под слоем грязи и ему приходится окунать вдогонку руку.
– Да сдалась тебе эта монтировка! – кричу, а сам по сторонам на жижу смотрю.
– Да я достал уже! – в ответ пыхтит Виталя.
Но ни черта он не достал. Я понимаю это по выражению его лица. У него физиономия человека, который хочет вытащить из пруда голой рукой жирного сома, но натыкается на острые зубы кровожадной акулы. Он успевает сказать лишь « О, чёрт» и его рука резко уходит в глубину, а лицо окунается в жидкий пол.
Я кидаюсь к нему на помощь, отдираю от своей рубашки кусок рукава, заворачиваю им дуло и втыкаю ствол на добрые двадцать сантиметров в серый ил.
Нажимаю на спусковой крючок.
Глухой выстрел отдается дрожью до самого позвоночника. Секундное ожидание и Виталя к моему удивлению вытаскивает руку на волю. И что еще удивительнее, в его руке монтировка.
– Где может быть эта отмычка? – спрашиваю, помогая ему подняться.
– Я.. кажется… понял, – говорит, а у самого дыхание сбито и он медлит со словами.
– И чего ты понял?
– Где отмычка.
– И где?
В эту секунду на потолке позади Витали разрывается та самая здоровенная зеленоватая блямба. Из неё выливается ведер двадцать слизистого