– Ты меня с ума сведешь, – говорю на нервяке. – Что же это за отмычка тогда?
– Какая-то вещь, разделенная на части.
– Вещь? – я почти выхожу из себя.
– Да, вещь. Вещь, которая принадлежит здешним хозяевам.
– И как же нам найти эту вещь?
– Надо просто искать, – говорит Виталя и намеренно наступает тяжелым ботинком на мою кеду, – И лучше искать быстро. Потому что эта хулахерня крайне непредсказуема. И тебе сейчас лучше к дверям отойти. И держи их, а то нас и здесь закроют к херам.
– С кеды отойди, – говорю.
Виталя улыбается, показывая свою дырку в зубном ряду, и отступает на шаг назад.
– К дверям иди, – указывает, кивая назад. – Не шучу я.
– А ты?
– За меня не ссы, я в поряде буду, – тут он на крысу смотрит и добавляет: – Наверное.
– Ладно, – говорю.
И медленно задом отступаю, после замираю в самом проходе и продолжаю из ружья целиться в феномен из парящих бумажек.
Виталя еще раз на меня оборачивается. Думаю, он сейчас опять что-нибудь о ружье брякнет, но лицо у него теперь не раздраженное, а какое-то трагически взволнованное.
– А Ольга ничошная, скажи да?
– Чего? – я сначала не понял, о чем это он.
– Нравишься ты ей… пижон
– Какого хрена ты несешь?
– Не важно, – вздыхает и снова к воронке поворачивается.
– Ну, – говорит, – поехали.
И с бокового размаху швыряет полумертвую крысу прямо в воронку. Крыса пролетает пару метров в мерцании черно-белых теней и, вращаясь длиной тушей, врезается в невидимый барьер, но не падает. Несколько секунд она горизонтально висит в воздухе, словно прилипла к чему-то. Затем некая сила начинает медленно втягивать крысу во внутренний контур воронки из парящих бумажек. Она пролазит сквозь невидимую мембрану сантиметр за сантиметром, сначала голова, потом все остальное. И когда её хвост оказывается внутри, тушка начинает вращаться в воздухе по центру воронки с сумасшедшей скоростью, а потом неожиданно резко устремляется вверх, где от сильного удара с характерным шлепком расплющивается на белом потолке громадной кроваво-меховой кляксой.
Брызги крови достают и до меня.
Потолок мгновенно покрывается сетью темно-красных дорожек, исходящих из расплющенного тела. Кровь из крысиной кляксы струится вниз многочисленными ручейками, которые спускаются по невидимым спиралевидным руслам внутри воронки. Со стороны похоже, будто сверху разматываются кровяные нити. По причудливым траекториям они соединяют лоскутки разорванной бумаги.
– Чтоб меня… – говорю я про себя, чувствуя, как дрожат колени.
Кровавая сеть с потолка распространяется на стены. Потолок полностью утрачивает прежний цвет, покрываясь темной бугристой поверхностью с трещинами и вздутиями, из которых лениво сочится бесцветная слизь. Вскоре метаморфозы пожирают