***
Поутру, быстро поели, да пошли на торжище хозяин дома и гость. Ночного посетителя повезли на тележке, связали для его же удобства, что бы не упал по дороге. Краса и Мила тоже пошли, дети остались с бабкой да дедом. Народ поглядывал на поклажу , на улыбчивого связанного человека. Всё выглядело забавным, шуточным. Около рядов с лавками прогуливались ва видных и осанистых человека. Знаком их достоинства служил резной посох, крепко удерживаемый правой рукой каждого мужчины.
– Вот они, старейшина Агья и волхв Ямалих, – шепнул Стимуд Евпатию, – сейчас сами подойдут.
И точно, старшины города заметили такую странность, как тачка. с человеком, и приблизились. Любопытство победило некую отстраненность.
– И что это? – Агья посмотрел на связанного.
– Так в дом мой забрался, хотел товарища моего по артели обворовать, – объяснил Стимуд.
– Ладно… Не наш это, новгородец. Но по Правде, можем его наказать. Кто видел, что случилось? Кто изловил вора?
– Евпатий его схватил, когда он сундук с его добром вскрыть пытался. Я значит, и видок, раз свидетель воровства .
– Так что же. На площадь, к месту для правежа. Сейчас всё и сделаем.
Бирюч созвал жителей на суд. Случай был редкий, и поглазеть на подобное собралось почти сто человек. Пришли и пятеро новгородских купцов со своими приказчиками да служителями. Встали же отдельно. Старшина торговцев встал впереди своих. Бирюч ударил в било, и суд начался.
Агья громко рассказал о происшедшем, показал на обвиняемого, и на пострадавших
– Верно ли я всё сказал? – спросил старейшина.
– Верно! – согласились Евпатий со Стимудом.
– Как же твое имя? – спросил старейшина у вора.
Но тот всё молчал, иногда посматривал на новгородцев, словно рассчитывал на помощь. Гости переговорили между собой, и вперед вышел их старшина.
– Я старшина югорских купцов, Горазд Смеянович Ворсов. Это закуп купца Терентия Труфанова . Зовут его Макарием. Раз это его человек, то и Труфанов заплатит за своего человека виру за обиду.
– Должен купец уплатить Стимуду новгородскую гривну серебра и Евпатию за обиду тоже гривну серебра.
– Так тому и быть! – ответил Горазд, строго посмотрев на Терентия.
Серебро было отвешено, кошель артельщиков стал куда тяжелее, чем до суда. Но, витязь скорее был напряжен происшедшим, а не успокоен. Всё это повисло над ним тяжким камнем, и словно должно было повториться снова. Евпатий предпочёл бы, что бы купец отпирался, и разбирательство дошло до судного боя. Тогда бы он всё решил бы разом, ударом своего клинка.
Обратно домашние Стимуда возвращались в приподнятом настроении. Артельщик на радостях накупил для детей всяких мелочей, Мила без конца смотрела на новые стеклянные бусы. Для стариков прикупили новые валенки.