– Да без тебя, без твоего ума да быстроты, Лев Кириллович, пропали бы все. Боюсь и подумать, что бы на Москве случилось! Такое завертелось, что не приведи господь. Наши бы головы лежали у дубовых колод…
– Ничего, схватили вора… А кто был в крипте Архангельского Собора? Кто рубился с преображенцами? У потешных восемь человек убито, да раненых десять! Что за свора была? – громко говорил Борис Андреевич Голицын, – какие людишки? Ну- ка, спроси этого!
– Ты не молчи, Иван Елисеевич, – сказал Фёдор Юрьевич человеку на дыбе, – признайся, тебе и полегчает… А и так умрёшь, так хоть мучится не станешь…
И князь Ромодановский сделал знак палачу, и тот вздернул думного дворянина так, что плечи несчастного хрустнули и тот застонал. Затем кат принялся охаживать узника плетью, но тот молчал, только стонал. В дело пошло и калёное железо, и противный запах горелой плоти ударил в носы боярам.
– Да сидеть здесь невозможно! – вскочил возмущенный Андрей Алексеевич Голицын.
– Ты что же, вора жалеешь? – не понял Бутурлин, – или тебе опять, в Венецию охота?
– Вонища… Если Фёдору Юрьевичу так угодно, то пусть развлекается без нас… Я на бойни не хож…
– А ты князюшка, сам бы взялся за это дельце! – возмутился Фёдор Юрьевич, – как мёртвого везти- так другие, как заговор раскрыть- пускай кто-то ещё старается, лишь бы ручки белые не замарать! А Андрею свет Аексеевичу ещё бы дворов сто на прокормление…
– И я помогал общему делу. Вот, Борис Андреевич человека верного в Амстердам послал, уж гонец и вернулся. Нашли человека схожего с Петром, ехать надо, поспешать!
– Сейчас, с этими закончим, так сразу и в дорогу… Лефорта пошлём да Федора Алексеевича Головина и Прокофий Богданович Возницына, дьяка с казной . Эти, кроме Лефорта, царя сроду не видели, не по чину им. Вот и скадем людишкам в посольстве, что царь раньше их выехал, под другим именем, скажем, Пётр Михайлов… И в Амстердаме их ожидать станет…
– Умён ты, Фёдор Юрьевич.... Но что при этом-то? – и Андрей Голицын кивнул на сомлевшего на дыбе Цыклере.
– Так перед казнью мы им языки подрежем, всего и делов, – нашёлся боярин,
– Зря я сразу с телом Петра в стрелецкую слободу не пошёл. Сейчас бы вы все тут висели, заместо меня. – наконец, зашептал истязаемый думный дворянин.
– Верно говоришь, Иван Елисеевич. Да тут самое главное слово, это, конечно, БЫ. «Ежели БЫ во рту росли грибы, то был БЫ не рот , а целый огород» . В заговоре надо делать всё быстро… Так признаёшь свою вину? Не тяни, право слово, тебе же легче станет. Рокаешьмя, перед Богом твой грех и простится!
– А нет её, вины моей… Чист я перед присягой и царём… За него и страдаю…
– И вот ещё, Иван Елисеевич, – начал говорить Лев Кириллович, – Дел у нас много, чем с тобой копаться, и время терять. А подельников твоих мы и так знаем. Соковнин и Пушкин. Так вот, признаёшь, что злоумышлял против царя, то сыновей твоих никто не тронет . Поедут служить в Курск. Ну, дело-то