– Что ж, посмотрим, – степенно произнес кузнец. – Легко все списать на недобросовестность. Главное – раскопать всамделишную причину.
Королевские «анклавы» вызывали у меня досаду и возмущение, и поводов для них нашлось бы немало… На самом же деле я всего-навсего лелеял мечту попасть в круг богатых и знатных вельмож, куда дорога мне была заказана. Вот что меня злило.
Я упростил бы объяснение, сказав, что в тот самый день освободился от подобных желаний. Но определенно тогда во мне зародилась своеобразная отстраненность. Каждому хочется чувствовать себя значительной персоной, пусть в маленьком мирке, и вот я решил стать сторонним наблюдателем, который свысока поглядывает на проходящий перед ним парад человеческой глупости – как сильных мира сего, так и невежественного простонародья. В конце концов я убедил себя, что сам избрал такую жизненную позицию.
Наступил долгожданный июньский день. Королевский корабль прибывал в Кале, и мы все, до последнего жителя, должны были приветствовать Генриха VIII.
Я тоже по приказу хозяина торчал на пристани. Сначала, конечно, я послушно помог ему прибрать в лавке и украсить ее в честь монаршего визита гирляндами тюдоровских цветов – зеленого и белого, геральдическими флагами и девизами. Три дня подметальщики старательно убирали мусор и всякий хлам с главных городских улиц (все надеялись, что Генриху не придет в голову заглянуть в закоулки). Народу не терпелось вновь узреть своего короля и впервые увидеть королеву. В глубине души каждый горожанин надеялся (тщетно!), что дружеская встреча дворов Англии и Франции изменит странный статус Кале и тогда исчезнут сложности нашей повседневной жизни.
Корабль Генриха вошел в гавань – над высокими фальшбортами поблескивали золотые паруса. Мы все рты поразевали. Отряд матросов и лодочников занялся швартовкой. Но вот на палубе появился сам король.
Я смотрел на него во все глаза – третий раз в жизни. Прежде мне довелось видеть его дважды – когда он ехал в Тауэр и когда возвращался с французской войны.
«Как он изменился», – невольно мелькнула у меня мысль.
Появившийся на палубе человек, важный и величественный, вовсе не походил на того юного победителя, который красовался в седле перед народом семью годами раньше. В отличие от простых смертных он выглядел крайне невозмутимым – застывшим, словно изваянная из камня статуя.
«Но ему ведь уже под тридцать, – сказал я себе. – И уже больше десятка лет он правит королевством. Время меняет людей…»
Генрих спустился вниз и широким решительным шагом сошел по сходням на причал. Сердце сжалось от зависти при виде его наряда – великолепной дорогой одежды, пошитой из золотой парчи, бархата и атласа. Король излучал здоровье и казался красивым на редкость. Я испытал благоговейный трепет, как в те моменты, когда созерцал человеческое совершенство… совершенство, которое должно волей-неволей разрушиться.