– Встреча с Франциском? – вопросительно произнес я.
Уолси понимал меня с полуслова.
– Трудно поверить, но вчера прибыло письмо, где меня просят заняться размещением французов на этой встрече.
Он вручил мне письмо.
Какой оригинал этот Франциск!
– Что ж, вам придется выполнить их просьбу.
Эта затея начала выходить из-под контроля. Рандеву двух королей вырастало в грандиозный сбор французского и английского дворов. Такого раньше не бывало ни в древние, ни в наши времена. Мои придворные разделились на две группировки, одни пребывали в диком восторге, другие с презрением восприняли идею. Но равнодушным не остался никто. Уолси принадлежал к первому лагерю.
– Должно быть, Франциск полагал, что сделать королевские шатры возьмется Леонардо да Винчи, но в связи с кончиной великого художника его надежды рухнули и… – Уолси постарался изобразить скромника.
– Но он выбрал не менее искусного мастера, – заверил я его.
В кои-то веки Уолси, казалось, не заметил сарказма.
– Я хочу устроить все наилучшим образом.
Внезапно я вспомнил историю, доставившую мне огромное удовольствие: поговаривали, что Франциск купил какую-то неудачную картину Леонардо только ради того, чтобы польстить художнику и соблазнить его переехать во Францию. Ха! И вот теперь он оказался и без своих денег, и без услуг Леонардо, поимев лишь сомнительный шедевр с портретом дамы, чей вид и странную улыбку все сочли уродливыми…
– Ну а мои добрые намерения отражены на моем лице, – сказал я, почесывая отрастающую бородку.
Франциск предложил, чтобы в знак расположения друг к другу никто из нас не брился до самой встречи. Я сомневался, что борода украсит меня. Она резко изменила мою внешность.
Уилл:
Дело кончилось тем, что невзлюбившая его бороду Екатерина умолила Гарри избавиться «ради нее» от этой растительности. По-прежнему стараясь не спорить с женой и еще надеясь на рождение наследника, Генрих уступил ее мольбам и побрился. Это едва не спровоцировало дипломатический скандал, ибо Франциск при виде короля Англии выразил неудовольствие, и послам Генриха пришлось прояснить положение. Вмешалась «дражайшая матушка» Франциска, Луиза, поспешив заверить сына, что «мужская любовь проявляется не в бородах, а в сердцах», и тем самым смягчила его обиду.
Потом, перед самым отъездом, Генрих запоздало начал опять отращивать бороду. Щетина мужа не слишком оскорбила королеву и все-таки послужила знаком добрых намерений для Франциска. Вот какие «важные» вопросы приходится улаживать дипломатам.
Генрих VIII:
Июнь 1520 года. Я стоял на палубе «Большого Гарри», овеваемый попутным ветром, самым сладостным из тех, что Господь посылал смертным. Мы плавно скользили – нет, летели по Английскому каналу. Полотнища огромных парусов, раскрашенные под золотую парчу (французы сказали бы trompe-l’oeil[46] – ну, они за словом в карман не полезут, у них на все найдется ответ!), гордо раздувались,