Утреннее солнце рассеяло странное сновидение, но грядущий день уже потерял для меня прелесть новизны.
27
Екатерина пожелала, чтобы наш ребенок родился в Гринвиче, там же, где и Мария. Королеве хотелось, чтобы ее поместили в те же покои, обслуживали те же слуги и чтобы все было так же, как в предыдущий раз. Праведной христианке не пристало суеверие, но я смотрел сквозь пальцы на «слабости» Екатерины, если их можно так называть, поскольку сам разделял их. Я готов был смириться с чем угодно, ибо не знал, откуда ждать угрозы.
– Здесь я появился на свет, – сообщил я малышке Марии, когда поздним апрельским утром мы гуляли по дворцовому саду.
Мы с дочерью шли впереди Екатерины, ведь из-за чрезмерной дородности она одна занимала всю аллею. И не только потому, что донашивала ребенка. Просто она чрезвычайно располнела.
Мария взглянула на меня. Ей нравилось слушать мой голос.
– Да, именно здесь я родился, – повторил я. – И вы тоже. Тут мы обвенчались с вашей матушкой. Для нашей семьи это особое место.
Над нами сияло пронзительно-синее небо, и я чувствовал ароматы наступающей весны: своеобразное смешение запахов новой жизни и отмирания былого. Мы подошли к ограде, за которой воды Темзы ласково накатывали на камни.
– Птицы! – воскликнула Мария, показывая на чаек.
Как хорошо говорила принцесса! Какой живой и смышленой она росла!
– Верно, морские птицы, – сказал я. – Они живут вблизи больших водоемов.
Я окинул взглядом множество покачивающихся на реке лодок. На королевской пристани стоял на приколе мой долгожданный флагманский корабль.
– Англия обязана своим величием воде, – добавил я. – Она окружает наш остров со всех сторон и защищает от врагов. Мы же овладели морской стихией и заставили ее служить нам. И можем достичь небывалых успехов, если построим корабли, которые будут, как резвые лошадки, мчать нас по волнам.
– Давать смотреть, – потребовала Мария, показав на корабль «Henri Grâce à Dieu»[45].
– Нельзя, – неодобрительно помотала головой Екатерина.
– Да пусть ребенок порадуется, – сказал я.
– Вы имеете в виду, что развлечетесь сами, – смиряясь, заметила она.
Я показал нашей дочери великолепное судно, в просторечии именуемое «Большой Гарри». Запах его обшивки и еле слышный скрип канатов пробуждали во мне ликование. Я мечтал уплыть на нем далеко-далеко, уйти в открытое море…
Мария ухватилась пальчиками за капитанский лаглинь.
– Эти узелки служат для определения скорости корабля, – пояснил я, раскрывая ее пухлый кулачок и заставляя отпустить трос. – Но нам нельзя развязывать их.
Мария начала капризничать, потом заплакала. Екатерина, ожидавшая нас на пристани, подняла голову. Она стояла слишком далеко, чтобы слышать