Этот вопрос нанес сильный удар желудку Портоса; да и госпожа Кокнар, кажется, почувствовала его, потому что сказала:
– Мой братец не придет больше к нам, если мы худо примем его; но он так недолго останется в Париже, что мы должны просить его провести с нами все свободное время, сколько у него будет, до отъезда.
– Ах, ноги мои, бедные мои ноги, что с вами? – пробормотал Кокнар и старался улыбнуться.
Слова прокурорши, сказанные очень кстати в ту минуту, когда его гастрономические надежды готовы были лопнуть, внушили мушкетеру глубокую признательность к ней.
Наступило время обеда. Все отправились в столовую, большую мрачную комнату напротив кухни.
Конторщики, познакомившиеся, кажется, в этом доме с непривычным для них комфортом, держали с военною аккуратностью табуреты в руках, готовые тотчас сесть. Казалось даже, что челюсти их заранее уже шевелились, выражая их страшный аппетит.
«Черт возьми, – подумал Портос, смотря на троих голодных, потому что недоросль не был удостоен чести сидеть за хозяйским столом. – Я на месте братца не держал бы таких обжор. Они похожи на людей, потерпевших кораблекрушение и не евших недель шесть».
Кокнар в креслах на колесах был ввезен в столовую женой; Портос помог ей придвинуть его к столу.
Подъехав к столу, он обнаружил такой же страшный аппетит, как его конторщики.
– Ого! – сказал он, – какой превосходный суп.
«Что они находят особенного в этом супе?», – подумал Портос при виде жидкого пустого бульона, в котором плавало несколько гренков, как острова в архипелаге.
Хозяйка улыбнулась, и по ее знаку все сели.
Прежде всех подали хозяину, потом Портосу, потом хозяйке, которая раздала гренки без бульона нетерпеливым писцам.
В это время двери столовой со скрипом отворились, и Портос заметил, что маленький конторщик, не могши принять участия в празднике, ел между столовою и кухней.
После супа служанка принесла вареную курицу; при виде этого роскошного блюда все бывшие за столом так вытаращили глаза, что они чуть не лопнули.
– Видно, что вы любите своих родных, госпожа Кокнар, – сказал прокурор, с улыбкой почти трагически, – вы заказали это блюдо, верно, из угождения вашему братцу.
Курица была худа и покрыта такой толстой кожей, что кости не могли прорвать ее при всем своем усилии, должно быть они долго искали такой курицы и нашли ее на шестке, где она собиралась умирать от дряхлости.
– Черт возьми! – подумал Портос; это очень неприятно; я уважаю старость, только не вареную и не жареную.
Портос посмотрел кругом, чтобы узнать, разделяют ли другие его мнение, но напротив того все жадными глазами пожирали эту превосходную курицу, возбудившую в нем презрение.
Госпожа Кокнар придвинула к себе блюдо, ловко отрезала обе большие черные ноги и положила их на тарелку своего мужа, потом отделила голову вместе с шеей и отложила для себя, и, отрезав для Портоса крылышко, передала