Соединение криминалистического чутья с легкой беззаботностью фланера – вот в общих чертах основа «Могикан Парижа» Дюма. Герой книги отправляется на поиски приключений, путешествуя за листком бумаги, брошенным на ветер. По какому бы следу ни двинулся фланер, тот приведет его к преступлению. В этом скрыт намек на то, как и детективный сюжет, несмотря на свой трезвый расчет, причастен к фантасмагории парижской жизни. Детектив еще не прославляет преступника, но прославляет его преследователей, и прежде всего оправдывает причины, по которым они за ним охотятся. Мессак показал, как при этом проявляется стремление пробуждать ассоциации с Купером[114][115].
Самое интересное во влиянии Купера заключается в том, что это влияние не скрывают, напротив, его выставляют напоказ. В упомянутых «Могиканах Парижа» это проявляется уже в заглавии; автор дает читателю понять, что откроет ему в Париже дремучие леса и прерии. Гравюра на дереве, помещенная на фронтисписе третьего тома, изображает заросшую кустарником, в те времена почти безлюдную улицу, подпись гласит: «Дебри улицы д'Анфер». Издательский проспект этой книги описывает сюжет в блестящих напыщенных фразах, в которых чувствуется рука опьяненного своими успехами автора: «Париж и могикане <…>, эти два понятия сталкиваются как qui vive [кто идет?] двух незнакомых гигантов. Их разделяет пропасть, а в ней вспыхивает соединяющая их электрическая искра, рожденная Александром Дюма». Феваль[116] еще прежде того перенес краснокожую женщину в полную приключений жизнь большого города. Ее зовут Това, и ей удается во время поездки в фиакре оскальпировать четверых своих белых спутников так, что кучер ничего не замечает. «Парижские тайны» в самом начале отсылают к Куперу, обещая, что герои книги, обитатели парижского дна, «ничуть не менее далеки от цивилизации, нежели дикари, столь превосходно изображенные Купером». Особенно же Бальзак отличался тем, что неустанно поминал Купера как образец для подражания. «Поэзия ужаса, наполняющая американские леса, в которых на тропе войны сталкиваются враждующие племена, – эта поэзия, столь удачно развитая Купером, точно так же присуща и мельчайшим деталям парижской жизни. Прохожие, лавки, наемные экипажи или человек, прильнувший к окну, – все это занимало телохранителей Пейрада столь же напряженно, как рухнувшее дерево, бобровая плотина, шкура бизона, недвижное каноэ или гонимый ветром лист – читателя романа Купера». Интрига у Бальзака богата игрой, смешивающей индейские сюжеты с детективом. Его «могикане в пенсне» и «гуроны в сюртуках» давно вызывали критику[117].
В то же время Ипполит Бабу, близко знавший Бодлера, писал в 1857 году, оглядываясь назад: «Если Бальзак <…> пробивает стены, чтобы проложить дорогу наблюдению, то любопытные приникают к дверям, чтобы подслушивать <…>, со словом обращаются как police détective [полицейский детектив], как говорят наши чопорные соседи англичане»[118].
Детективный