– Хороша племянница, – оценил Макс, разглядывая снимок.
– Хороша Маша, – пробормотал Марик, продвигая негатив в рамке.
Макс промолчал. Девицы всегда вились вокруг Марка, но насколько Макс понимал, он никому своё сердце не вверял, а это не произнесённое им продолжение фразы «не наша» было показателем охотничьего азарта.
– Тащи свою плёнку, – прервал его размышления Марик, – уже, наверное, просохла.
Макс принёс негатив и, аккуратно придерживая плёнку за перфорацию, нарезал её кусками по шесть кадров, которые убирал в кармашки из кальки.
Он взял последний фрагмент плёнки, сделал пробный отпечаток, дождался, пока изображение зафиксируется, и включил белый свет.
Это был тот снимок Ирмы, навскидку сделанный им с балкона. Длинный северный день, зелень, дрожащая на ветру, запахи и звуки пробудившейся от сна природы. Они были законсервированы на длинных девять месяцев, но с началом июня их отпустили на свободу: волновать, беспокоить и дразнить. Этой райской картине для полноты не хватало только стройных девичьих ножек, улыбки и ярких губ. Того, что Ирма внесла в эту сцену, а Макс благодаря счастливой случайности, а, может быть, и мастерству, запечатлел.
– Старик, это вещь! – нарушил молчание Марик, – чтоб я так снимал!
– Неплохо, – довольно улыбнулся Макс.
– Выставлять будешь? – спросил Марк, разглядывая фотографию.
– Где? Все эти районные конкурсы… скучно…
– А вот, – Марк развернул журнал и ткнул пальцем. – Читай.
– Конкурс… фото на обложку, – прочитал Макс. – Ты думаешь, стоит?
– Шли, не сомневайся, – уверенно ответил Марк.
– Надо будет обдумать на досуге, – сказал Макс.
– Думай-думай.
– По бутербродику? – предложил Макс, накатав резиновым валиком ещё влажную фотографию на пластину глянцевателя.
– Легко! – согласился Марик.
Щурясь, они вышли на кухню. После темноты кладовки тусклый свет, едва пробивавшийся сквозь сизые тучи и кроны деревьев, казался слишком ярким.
Макс нарезал твёрдокопчёной колбасы, и они съели её с батоном, запив остатками кваса.
– Хорошо, – удовлетворённо рек Марик. – У тебя какие планы?
– Кажется, дождь кончился. Может, прокатимся?
Колёса велосипедов тихо шуршали по влажному асфальту. Макс и Марк съехали с горы, сначала разгоняясь, чтобы чувствовать скорость и бьющий в лицо ветер, а потом, слегка притормаживая на финальном участке спуска, чтобы не влететь под машину на пересечении с шоссе, вдоль которого тянулась нужная им дорожка.
Пахло асфальтом – мокрым и тёплым, и ещё – свежей листвой берёз, сосновой хвоей, остро – снытью, которой заросли все низины, и одуряюще сладко – ещё не отцветшей сиренью.
Они катили вдоль залива то рядом, то обгоняя друг друга, беседуя, замолкая, начиная после пауз с того, на чём