Макс взял женщину под руку, сказал ей «идём, Лара», отошёл в сторону и продолжил голосовать.
Усатый, ни слова не говоря, вернулся на место, взял стакан и продолжил прерванный разговор. Для этих двоих ничего не случилось. Рыбка сорвалась. Ну, ничего, приплывёт ещё.
А Макс наконец поймал запорожец-мыльницу, погрузил туда женщину, втиснулся сам, и они поехали на Литейный. Он завёл её в квартиру в полуподвальном помещении совсем рядом с Большим Домом, уже не рыдающую, но печальную и покорную судьбе, и, дождавшись пока она закроет за ним дверь, вышел во двор и сел на скамейку.
Несколько минут он сидел неподвижно, смотря вдаль поверх крыш, потом заметил присевшего рядом чёрного кота и спросил его:
– Скажи, ты ведь не такой, как те… люди?
Кот устало зевнул и шагнул навстречу, давая понять, что он больше по части рыбы. Вот если бы минтая, там, или хека – это он с удовольствием, а всякая человеческая философия ему не то чтобы совсем до фонаря, но, скажем, не близка. Поняв, что рыбы сегодня не будет, он осуждающе посмотрел на Макса и нырнул в подвальное окно.
– Нет, ты не такой, – сказал Макс ему вслед. – Ты – честный кот и не прикидываешься человеком.
Отвечать ему было некому. Макс постоял ещё минуту, вдыхая запах тополя, растворённый в ночном воздухе, и неторопливо пошёл через Литейный мост к Финляндскому вокзалу. Пройдя несколько метров, он засвистел мелодию из Jesus Christ Superstar, а ещё через пять минут он опять улыбался. Он шёл навстречу новому дню. Ещё одному дню свободы.
2. В цвете
С УЛИЦЫ доносился шум дождя. Ровно шуршали листья деревьев в саду, журчало в водосточной трубе, одиночные крупные капли срывались с кромки крыши и со стуком разбивались о бортик балкона. Всё небо без малейшего просвета было затянуто тучами. На востоке они были светло-серыми, а на юге – с буро-синим оттенком, как будто в них капнули чернил.
Макс посидел немного, слушая, как сквозь шорох капель и журчание пробивается еле слышное бормотание телевизора за стеной у соседа, звук проехавшей вдалеке машины и гудок поезда, отправлявшегося со станции.
Похоже, это надолго, и большой прогулке сегодня не быть.
Он подвинул к себе телефон со следами недавнего падения – синими полосками изоленты поперёк чёрного пластикового корпуса – и набрал номер.
– Марик, привет… Да ничего… Хочу снимочки отпечатать… Присоединишься? Давай, я тогда иду растворы делать.
Он положил трубку, зажёг конфорку на плите и поставил полный чайник. Плита была новой и вместо чёрных куриных голов её переднюю панель украшали четыре нежно-салатовых и один огненно-красный кругляк. Алюминиевый чайник родом из семидесятых, не однажды сожжённый и отчищенный Максом, смотрелся на этой плите анахронизмом. Когда он засвистел, пустив струю пара в потолок, Макс вылил кипяток в наполовину заполненную холодной