– И как можно во всем этом разобраться, если не поделишься с кем-то жизненным опытом? – спросила Крис.
– Ты хочешь сказать, что без тебя я никак не обойдусь?
– Обойдешься, но зачем головой бить стену, когда у тебя в руках золотой ключик…
– Крис, перестань, – подумал я. – А ведь так люди и сходят с ума. Все начинается с маленьких шажков, с каких-то уступок, незначительных особенностей, которые потом перерастают в очевидные странности. То, что раньше было едва уловимо, теперь проявляется с четкостью фотографического снимка. Ты утверждаешься в этом новом мире. Ты выворачиваешься наизнанку, и то, что было внутри, становится снаружи. А то, что было снаружи, сжимается до размеров души.
– Ты только что говорил, что с возрастом человек закрывается в скорлупу своих воспоминаний.
– Ну.
– Мне кажется, что воспоминания стоят стеной между этими мирами, внутренним и внешним.
– И что с этим делать? – спросил я.
– А тебе не показалось, – вопросом на вопрос ответила Крис, – что твои рассуждения о начинающемся психическом расстройстве похожи на творческий процесс?
– Конечно, показалось. Все происходит по той же схеме. С начала какие-то размытые силуэты…
– Как говорил апостол Павел, как бы через тусклое стекло, гадательно…
– Да! А потом резкость наводится, появляется ясность и внутренняя логика.
– Мы допишем эту историю. А за одно и порядок наведем в твоих архивах, – смеется Крис.
Я благодарен, что у меня появился такой интересный собеседник. Но мысль, что это всего лишь нездоровье, меня не отпускает.
– Когда-то смотрел фильм. Там основные события происходили в гаражах, которые затерялись на окраинах города. Я уже не помню сюжет, запомнилось послевкусие. Я представил себя в компании этих бесстрашных и хочу, чтобы время остановилось, чтобы оно замкнулось само на себя. Чтобы фильм, в котором главный герой теперь я, не заканчивался. Я хочу вечно бороться за свое место под солнцем. И конечно самая красивая девушка достанется победителю. Мне не нужно ничего другого, мир фильма является для меня совершенной формой, в которой воплотились мои мечты. Но проходит время, я успокаиваюсь и думаю, как хорошо что у меня нет возможности принимать такие судьбоносные решения. Только представь, ты добровольно заточаешь себя в картину навечно.
– К чему ты это ведешь? – спросила Крис.
– К тому, что подобные рассуждения можно приложить и к вопросу о смерти.
– В каком смысле?
– Например, я не хочу умирать, хочу, чтобы земная жизнь длилась вечно. Но если окажется, что после смерти жизнь все-таки не заканчивается, то пойму, вечно жить на земле в прежней форме далеко не лучший вариант.
– Ты только что сравнил заведомо несравнимые понятия, божественную вечность и зацикленную саму на себя земную жизнь, полную страданий, – сказала Крис.
– А что я еще могу сравнить?
– Ну,