Но Дордже не шелохнулся.
Чагдар подошел к нему, потряс за плечо. Ничего не изменилось ни в посадке, ни в дыхании Дордже. Чагдар слышал, что с монахами такое бывает, когда они долго начитывают мантры, будить их тогда нельзя, а можно только позвенеть над ухом колокольчиком. Но колокольчика в доме не было. Альма поняла, что с младшим что-то не так, бросилась к нему – Чагдар жестом остановил:
– Утром поспрашивайте у соседей колокольчик, мама. А сейчас не трогайте его. Душа может не вернуться, если начать тормошить тело.
Мать послушно отступила, зашептала молитву.
– Надо отца на одеяле до лошади донести, – предложил Чагдар. – Берите с ног.
Альма взялась за одеяло. Чагдар вдруг осознал, что он командует матерью, а мать ему подчиняется. В свои неполные восемнадцать он принял на себя роль старшего мужчины при живом отце и старшем брате – так распорядилась судьба. И удивился, что не чувствует ни страха, ни сомнений. Теперь он точно знал, на чьей стороне: на стороне тех, кто воевал против врагов отца, а главные враги отца – бывший атаман и бакша. И злость на них не отпускала, а только разгоралась. Она питала его и двигала им, когда он затаскивал отца на коня, привязывал за пояс свивальником к луке седла, проверял подпруги и приторачивал сзади тюк с буркой и кошмой, когда выкапывал из золы под печкой найденный прошлой осенью в придорожном бурьяне наган.
– Мама, когда сюда придут старики, напомните им, что Очир добровольно ушел к генералу Попову. И что дядя Бембе погиб за царя. Будут про нас спрашивать – скажите, повез отца на Маныч.
– Что же теперь будет?
– Теперь будет так: или мы бакшу и всех, кто с ним, или они нас.
Альма охнула.
– Дордже два года назад правду сказал: крови и войны на всех хватит. Видящий он. Берегите его, мама!
Чагдар вскочил в седло, взялся за повод отцовской кобылы. Альма подошла к мужу, погладила по сапогу. Баатр приподнял было голову, но распрямиться не смог. Нашарил рукой макушку жены, провел пальцами по непокрытым волосам.
– Домбру спрячь подальше, – прошептал он. – А то и эту сломают.
– Спрячу, – пообещала Альма. – Белой дороги! Да даруют бурханы вам здоровья!
– Чу-чу! – тихо тронул лошадей Чагдар, направляя к задней калитке, чтобы уехать с хутора незамеченными.
Начинало светать, туман истончался. Хотелось подхлестнуть лошадей, но приходилось ехать шагом, чтобы лишний раз не тревожить отца.
Ехать решил вдоль речки – и расстояние сократить, и не попасться на дороге ни красным, ни белым. В нагане было всего-то три патрона, много не постреляешь. Разве что в лоб себе пулю пустить, чтобы избежать издевательств.
Красива степь в начале мая. Трава зеленая, яркая, тугая. Небо – как бирюза на священном барабане-кюрде. Воздух дрожит от испаряющейся влаги, и все пространство наполнено звуками до краев. Насекомые, птицы, мелкая живность жужжат, трещат,