Два солдата, перепоясанные ремнями, сильными руками схватив Харитона за плечи, поставили его на ноги. Унтер больно толкнул в спину и требовательно крикнул:
– Пошел!
Это оживило Харитона, и он возвратился из своего забытья. Оглянувшись, еще раз посмотрел на Анну с Лукерьей и, подчиняясь воле солдат, пошел, высоко подняв голову. Небо заволокло серыми тучами, лучи солнца едва пробивались через них.
Подъехал Матвей Терещенко с дочерью. Рука возле плеча была перевязана холщовым рушником. Ему повезло, пуля прошла навылет, не задев кости.
– Где твой отец? – сурово спросил Хлам.
Не говоря ни слова, Матвей кивнул на мертвое тело, лежащее в дорожной пыли.
– Вот оно что! – громко вздохнул казачий старшина. – Видно, так богу было угодно, чтобы по каторгам не мучился православный.
Матвей с Татьяной погрузили тело отца на подводу, закрыли сверху дерюгой и направились к дому.
Следом подогнали подводу Моисей с Иваном. Бережно уложили на постеленную солому Анну с Лукерьей. Моисей поднял с земли икону. Пуля прошла прямо через младенца и грудь Богородицы. Он аккуратно положил ее на солому, в изголовье матери. Молча, понуро опустив головы, братья пошли к хате.
Приехали на телеге диакон Спиридон с двумя прихожанами и увезли в храм тело отца Дионисия.
Солдаты по распоряжению исправника, помимо Харитона, арестовали голову казачьей общины – Григория Долгаля и Демьяна Руденко. Посадили на телегу и увезли в Сураж.
Ефросинья, увидев тело мужа на въехавшей во двор телеге, опустилась на подкосившихся ногах на чурку и запричитала:
– Пресвятая Дева Мария, за что нам такое горе? Как же дальше-то жить будем?
Сыновья подхватили мать под руки, подняли и медленно повели в дом. Максим с Антоном быстро распрягли лошадь. Вышла Мария, глядя на свекра перекрестилась и заплакала.
На длинную лавку в хате положили тело отца.
Пока дети мастерили домовину, мать сидела на табуретке, прислонившись спиной к стене. Черный платок покрывал ее голову. В ее глазах застыли слезы, дряблые старушечьи губы искривились, будто в замершем крике. Никогда бы она не подумала, что так может закончиться жизнь ее мужа.
Внук Гришка тихо подошел и прижался к ее плечу.
– Не плачь, бабушка! А почему у деда рука отрублена?
Ничего не ответила Ефросинья, молчала, убитая горем.
Мария, увидев возле бабушки сына, ахнула и, подбежав к нему, схватила за руку и отвела в другой угол хаты.
– Сиди здесь и не мешай бабушке, она с дедом разговаривает.
– Не обманывай меня, дед не разговаривает, он умер.
14
Ханенко жил в родовом поместье, которое находилось в Городище. Эта деревня стояла в нескольких верстах от Дареевска. Очень уж роща буковая ему нравилась и речка, что из окна была видна. Да и народ здешний был проще, сплошь мастеровые, ремесленники, шорники, вроде люди степенные, а повадки – оторви да брось. Могут враз все заработанное