– Ты представляешь, какой у нас будет успех! Дети в зале будут визжать от восторга. Это будет спектакль на двоих. У тебя главная роль, старик, поздравляю! А я буду на подхвате, на подлёте, так сказать. Теперь, когда ты подрос и превратился из желторотого птенца в селезня, ты можешь сделать эту роль.
Не всем же становиться прекрасными лебедями. Нам не нужна сказка. Нам нужна реальная история. Это будет по сути своей документальный спектакль с вкраплениями Ганса Христиана, твоего тёзки. Чего ты притих? Много незнакомых слов, понимаю. Но ведь надо с чего-то начинать? Гусь у Чехова в цирке работал! Чем ты хуже? Это несложно. Первый шаг на сцену самый трудный. А потом – как по маслу. Ну, давай. Когда я скажу: «наконец яичные скорлупки затрещали», ты радостно запищишь. Главное, не смотри в этот момент на меня. Смотри туда, где зрители. Они там, где окно. Видишь, где листья на ветках качаются. Сделаем первую пробу. Эх, ну что ты натворил! Мы же репетируем, а ты. Метаболизм ходячий. Я ничего не видел, ты ничего не делал. Не обращаем на это внимания. Поехали! «Наконец яичные скорлупки затрещали». Ну! Молодец, умница, да, можно ещё смелее, ещё громче. Это самое начало спектакля, нам нужно ввести зрителя в историю, поэтому и надо чуть громче, чуть смелее. Давай закрепим успех!
– Привет! Есть работа на вечер. Свободен?
– Привет! Что за работа?
– В ТЦ «Беляево» открывают рестик «Красна утка». Работы на два часа. Ростовая кукла – Утка. Не особо жаркая вроде, с прорезями. Ставка – 2К. Норм?
– Норм. Но мне не с кем оставить Андерсена.
– Это ещё кто?
– Тоже утка. Селезень. Я с ним репетирую новый спектакль.
– Зоофил, что ли?
– Нет, режиссёр. Начинающий. Это будет спектакль-коллаж. Соединение реальной жизни и сказки. Я нашёл его ещё утёнком в руинах. Выкормил, вырастил, приручил. Я смогу сегодня вечером. С собой его возьму. Какие явки-пароли?
В ответ – молчание.
Мы снова съехались с Леной. Ей негде было жить, и она попросилась ко мне. Её кошка месяц назад умерла от рака. Лена была в таком отчаянии, что даже не спросила меня, живу ли я до сих пор с уткой. Она так называла Андерсена. Всегда. Сколько бы я её ни поправлял. К тому времени Андерсена со мной уже не было. Ему стало тесно в квартире, в нашей репетиционной комнате, и я отдал его в «Птицеводство» на ВДНХ. Когда расставались с Леной, а мы много раз расставались и всегда плохо, я ни разу не расстраивался. Хотя она говорила очень обидные вещи. А там, в «Птицеводстве», не сдержался. Плач у меня, как писк. Странный. Хотя я взрослый мужик. Прости меня, Андерсен. Загон из Шишкина стоит нетронутым. Как