Голосовые связки жалобно трепетали. Сердце избивало ключицы.
Ключицы.
Он смотрел на ключицы. Его руки дрожали.
Они дрожали, я видела.
Внутри лёгких было столько воздуха, что голова кружилась от избытка кислорода – и в то же время было совершенно нечем дышать. По бокам мелькали люди, лица, силуэты… но всё расплывалось.
Всё будто завернулось в туман.
– СЕНЯ, МАСКУ СВОЮ ВЗЯЛ? АНДРЕЙ, СТАНЬ ПРАВЕЕ, ЧТОБЫ НЕ ФОНИЛО!
Дыши ровнее. Дыши.
Здесь половина университета.
Чёрт возьми, нет!.. Я туда не выйду!
– УДЛИНИТЕЛЬ, СЕРГЕЙ! ГДЕ УДЛИНИТЕЛЬ ОТСЮДА?
Задержав дыхание, Вера присела на корточки и закрыла глаза, игнорируя чей-то зов.
В горле бились беззвучные рыдания.
– Как тебе удалось с ровной спиной пройти в ту дверь? – прошептала Верность Себе, благоговейно глядя на Хозяйку.
Теперь в зале было лицо, на которое можно смотреть.
Но смотреть на него было страшно.
Отчего-то было так страшно, будто решалась её жизнь.
Какого хрена их черти сюда принесли?..
Плечи словно покрылись инеем.
– Спокойно, милая, спокойно, – чуть не плача, шептала Верность Себе. – Давай повторим слова. Давай отыграем пальцевую распевку… Давай вспомним начало…
В поле зрения возникла рука с чёрной кружевной маской. Кто-то заботливо подал ей последний реквизит. Молча забрав маску, Вера приложила её к лицу и закрепила за ушами. Отчаяние росло; всё это отчаяние придётся взять с собой под свет алых софитов.
Под бездонный взгляд цвета горького шоколада.
– К КЛАВИШАМ МИКРОФОН ПОДТЯНУЛИ?
…Он был восхитителен. Жутко хорош. Привлекателен до безумия.
Ещё более привлекателен, чем за разговором об интенциях.
Хотя казалось, этот Рубикон тогда был пройден.
Белая рубашка и чёрная мантия только подчёркивали рост и стройность. Светлая пудра оттеняла тёмные глаза и густые брови. Чёрные пряди касались ресниц.
Сегодня он и не пытался зачёсывать волосы назад.
– СЕНЯ ЗА ТРЕТЬИМ ЗАНАВЕСОМ, ВЕРА И АНДРЕЙ ЗА ВТОРЫМ!
Идеально очерченные скулы, которые так хотелось изучить пальцами и перенести на мягкую бумагу.
– МИНУТА, ВЕРА, СЕМЁН, АНДРЕЙ!
Приоткрытые в изумлении губы.
В изумлении, твою-то мать.
По рёбрам поднялась злость.
Да, это я. Смотри. Смотри, не обляпайся.
Ну наконец-то. Злость.
Вместе с ней придёт и смелость.
Схватив ещё один стакан воды, она залпом опрокинула его в рот и шумно сглотнула.
Суета за кулисами взлетела на запредельный уровень.
– ВЕРА! – прокричал аккомпаниатор Андрей Мисько, судорожно оглядываясь.
Наконец увидев её, он рывком подбежал, положил ладонь ей на плечо и тихо прибавил:
– Вера, ты в порядке?
Похлопав по его руке, Уланова молча кивнула