Нет, нет, конечно зван! Лети сюда скорее!
Опавшую листву слегка припороши,
Припороши собой пустынную аллею
И осени приказ о сдаче подпиши.
Как нынче воздух чист, благодаренье Богу,
Как будто в мире нет непоправимых бед!
Я в руки палку взял и вышел на дорогу,
Оставив на тебе неловкий первый след.
«Среди ноябрьских остуд…»
Среди ноябрьских остуд
Горит в ночи звезда.
Любовь – порой тяжёлый труд,
И радость – не всегда.
Но пусть и труд, и даже бой –
Не зря горит звезда,
И свет небесно-голубой
Прольётся сквозь года.
«Что мы всё – время, время!..»
Что мы всё – время, время!
Есть ещё и пространство,
И оно ведь не бремя нам,
Со своим постоянством.
И когда мы к концу придём
И на атомы разлетимся,
Мы травой по нему прорастём
И деревьями воплотимся.
Вот и будет жизнь наша вечной,
Пусть не в облике человечьем.
«Человеческие дела меня уже мало интересуют…»
Человеческие дела меня уже мало интересуют,
А божьих дел я почти не знаю.
Но смотрю на деревья, на зверей домашних и диких
И, кажется, кое-что понимаю.
Понимаю, что всякая жизнь – это чудо,
Которому порою и слов не надо,
Понимаю, что даже в земле я буду
Кому-то едой, а значит – наградой.
Понимаю, что всё продолжится дальше
И без меня – облака, деревья и травы…
А слова порой лишь фантомы фальши,
И молчащие – больше пред Богом правы.
Поезд № 38 Москва-Питер
И я опять сажусь в этот поезд,
Как тридцать пять лет я в него садился,
И он покрывает пространство воем,
Его характер не изменился.
Да и с чего бы ему меняться,
Ведь расстоянье не стало ближе.
И не привык он ни извиняться,
Ни хотя бы гудеть пожиже.
И мчится поезд, торопится поезд,
Он от Москвы до Петербурга
Жизнь мою, точно скрипку, строит
С простой уверенностью демиурга.
И, просквозив через Бологое,
Притормозив у Металлостроя,
Поймёт, что сделал дело благое,
Свой бег немного подуспокоив.
«Прочитал на листке пожелтелом…»
Прочитал на листке пожелтелом,
Что, какой бы вконец оголтелой
И безрадостной жизнь ни была,
Всё ж случаются в ней просветленья
И нечастые эти мгновенья
Перевешивают долю зла.
Я тотчас согласился с поэтом,
И тем более что он при этом
Прожил всё же до старости лет.
Знать, судьба его всё же хранила,
Хоть порою казнила и била,
Но давала надежду на свет.
«Я зажился на этом свете…»
Я