Через два дня мы возвращались домой. В аэропорту родители спокойны и медлительны, как обманчивое течение речки, готовой каскадом сорваться с невидимой скалы. Казалось, они не понимали, почему находятся здесь, а не в иллюзорном мире счастья, что остался в гостинице.
Папа держит маму за руку, смотрит преданно и вопросительно, ждет. Я вспоминаю: «Только одно твое слово…» Мама неестественно улыбается. Я же покраснела до самых пяток – так сдерживаю слезы.
Самолет прорезал облако.
– Мама, все ли казахские имена переводятся на русский? Что значит имя папы?
– «Керим» – «прекрасный», «благородный». Его отец читал по-арабски и это имя встретил в книге.
Облака густые – как сметана. Мысли – как туман. «Можно ли называть человека благородным, если он не живет со своей дочерью?» – не отпускает вопрос. Не все так просто во взрослом мире. Но должны ли дети страдать от его сложности?
Замечаю в глазах мамы слезы. «Странно, – думаю я. – Мама любит папу и Степана тоже. Разве можно любить двоих?» Словно услышав мои мысли, она говорит:
– Мы с твоим отцом любили друг друга. Но обиды разрушают все. Ты сейчас не можешь этого понять.
«Наверное, нет, – думаю. – Но зачем же расстались, если любили?»
Пока самолет не приземлился, я повторяла последние слова папы: «Я буду приезжать… Я буду приезжать…»
Он сдержал слово и навещал нас раз в полгода.
Я бежала к нему, он поднимал меня на руки, прижимал и, целуя, вдыхал мой запах. Я замирала от счастья. Беспокойное ожидание заканчивалось, время струилось в счастливом ритме. Всего два дня.
Мама к нам присоединялась ненадолго. Степан сердился и ссорился с ней в такие дни. Он перестал бегать к соседке, но отношения с мамой напоминали огонь в печи: то разгорались, то затухали, иногда грозили пожаром, опаляющим все вокруг.
После первой встречи с папой я перестала называть Степана отцом. А он вроде бы и не заметил.
Когда папа уезжает, я ощущаю, как умирает мое дыхание, а свет становится свинцовым. Два дня блаженства оказываются слишком короткими. Не отпускает горькая мысль: почему мы не можем жить вместе? В ожидании новой встречи я пытаюсь уравновесить свои чувства к отцу: любовь и глубокую обиду на его отсутствие.
Стало привычным представлять, какой у папы дом, где он сидит, когда читает книги, из какой чашки пьет чай. Я вхожу к нему, сажусь рядом, он обнимает меня, целует. Только его жену и детей не могу вообразить, но я им завидую: они живут с ним.
Я веду счет времени до следующей встречи, тороплю его, но оно не спешит сокращаться и тянется невероятно долго.
4
Ноябрь. Осенние каникулы. Еду в поселок на машине, что поет скрипучим голосом в такт говорливому водителю. Неприятно пахнет бензином и старыми кожаными сиденьями, но это не нарушает предвкушение счастья от встречи с бабушкой и дедушкой. Я улыбаюсь от мысли, что снова услышу ее тихую молитву с придыханием: «Господи Иисусе Христе…» и спор