– Удивляюсь я вам, – горестно сказала Тамара Лаврентьевна. – Молодые еще, а живете как старики. Даже поговорить не о чем.
Сделав вид, что не заметил взгляда жены, Фролов вернул пустую тарелку и вышел в коридор. Перед глазами все еще стояло бледное, осунувшееся лицо Лены, большие глаза, серые круги под ними. Место для перекура было на лестничной площадке этажом выше. Фролов вдыхал дым, оцепенело глядя в окно и наблюдая за дворником. Тот медленно и монотонно обметал пятачок перед общежитием; тюбетейка на затылке съезжала вниз.
Выкурив две сигареты подряд и дождавшись, когда дворник уронит тюбетейку, Фролов снова услышал голоса жены и тещи. Тамара Лаврентьевна шагала вниз по лестнице и выговаривала Лене, какой равнодушный у нее муж.
– Он же меня игнорирует, Лена. Вот от кого Ваня унаследовал эти замашки…
Лена тихо и неразборчиво оправдывалась.
Если не углубляться в детали, Автозаводской район выглядел прилично. В центре проходил длинный зеленый бульвар с раскидистыми кленами, лавками и фонтаном. У фонтана стоял памятник челюскинцам. По обе стороны от бульвара расходились сталинские дома с тяжелыми балконами и пилястрами. За широкими арками скрывались тихие зеленые дворы.
Дома строили для начальства, стахановцев и ответственных работников. Кто бы ни планировал этот район, он явно питал напрасные надежды на популяцию. Ответственных работников оказалось не так уж много. За десятком хороших домов начинался другой ландшафт: длинные ряды двухэтажных деревянных бараков, обитых щербатыми черными досками. Они появились здесь еще до сталинок, в конце тридцатых, когда из деревни в город хлынули толпы крестьян, спасающихся от голода и колхозов. Город распухал на глазах: новоприбывшие набивались в тесные комнатки, носились с тюками и узлами, толпились в очередях, гомонили, шумели, лаялись.
В ту пору бараки тянулись до самого горизонта: ряд за рядом, крыша за крышей, понурые и уставшие, как зэки на перекличке в лагере. Со временем город начал их стесняться. Черные бараки с прохудившимися крышами смущали, как гнилые зубы в улыбке. Над ними вечно вился дымок от печек-буржуек, во дворах на веревках беззастенчиво колыхалось нижнее белье, от уличных нужников воняло нечистотами.
К концу пятидесятых город начал сносить их, чтобы возвести панельные дома. Сначала появились хрущевские пятиэтажки; к началу семидесятых их начали теснить брежневки. В одном из таких домов Фролов должен был получить квартиру.
Вечером во вторник он ехал мимо на автобусе и напряженно вглядывался в городской пейзаж. Что ж, не так плохо. Могло быть намного хуже. Хорошо, что рядом бульвар, Лене это понравится. Парадные сталинские дома с большими окнами и колоннами вызывали у Фролова смутное беспокойство, но он знал, что жена считает их красивыми. Да и Шурик обязательно скажет, что соседство со сталинками – это шик. У его родителей была квартира в одном из таких домов, и Шурик всю жизнь твердил, что подобная среда здорово его облагородила. Хотя, с точки зрения Фролова, благородство