Крэнфилд от бешенства лишился дара речи, и в конце концов он плюхнулся в кресло, не сумев, как и я, найти такие аргументы, которые нарушили бы сложившееся у наших судей стойкое предубеждение против нас.
– Мистер Ньютоннардс, – спросил я, – вы бы узнали этого человека?
Поколебавшись ничтожную долю секунды, он ответил утвердительно.
– Вы встречали его на скачках после розыгрыша «Лимонадного кубка»?
– Нет, не встречал.
– Если он снова вам попадется, сможете ли вы указать его лорду Гоуэри?
– Если лорд Гоуэри будет в тот день на скачках. – Кое-кто из присутствовавших официальных лиц улыбнулся, но Ньютоннардс, надо отдать ему должное, к ним не присоединился.
Больше никаких вопросов к нему у меня не возникло. Ни я, ни Крэнфилд не продвинулись вперед ни на шаг. Я был взбешен. По собственной инициативе мы позволили затащить нас в то прошлое, когда ответчики на подобных расследованиях не имели права прибегать к помощи юристов. Если они не умели самостоятельно вести собственную защиту, если они не знали, какие именно вопросы задавать и в какой форме, тем хуже! Значит, судьба отворачивалась от них. Но здесь-то судьба ни при чем! Здесь мы сами виноваты в том, что расследование приняло такой оборот. Любой мало-мальски дельный юрист разорвал бы Ньютоннардса с его показаниями в клочья, но ни я, ни Крэнфилд не знали, как это делается.
Крэнфилд, впрочем, предпринял попытку. Он снова вскочил на ноги:
– Я не только не играл Вишневого Пирога. Я ставил на Урона и проиграл – можете проверить у моего букмекера.
Гоуэри проигнорировал эту реплику. Крэнфилд еще раз повторил ее.
– Возможно-возможно, – на сей раз обронил Гоуэри. – Но это к делу не относится.
Крэнфилд сел совершенно раздавленный. Я прекрасно понимал, что он сейчас чувствовал. Это было даже хуже, чем биться головой об стену. На сей раз стена сама на нас набросилась.
Ньютоннардсу было разрешено сесть, и он непринужденной походкой отправился туда, где уже сидел Чарли Уэст. Все, что он сказал, было принято без возражений. Никто не потребовал доказательств. Никто не усомнился в его показаниях. На лицах расследователей было написано полное согласие с только что услышанным. Если кто-то поставил на Вишневого Пирога и выиграл девятьсот фунтов, это, разумеется, был только Крэнфилд.
Но Гоуэри еще не закончил. С холодным удовлетворением он взял еще какую-то бумажку и сказал:
– Мистер Крэнфилд, у меня имеется письменное свидетельство некой мисс Джоан Джонс, которая работала в кассе тотализатора ипподрома в Оксфорде в день розыгрыша «Лимонадного кубка». В этой кассе продаются билеты по пять фунтов. Она утверждает, что продала десять билетов на лошадь номер восемь пожилому человеку в коричневом плаще и фетровой шляпе. У меня также имеется подобное свидетельство мистера Леонарда Робертса, работавшего в кассе оплаты в тот же день. Оба работника тотализатора хорошо запомнили клиента, поскольку это были