А. Жарри вошел в литературу в 90-е годы XIX столетия. Это было время многочисленных литературных школ, авангардных направлений, шумно заявляющих о себе манифестами и декларациями. При жизни Жарри не был знаменит. Имя его было окружено устойчивыми мифами и легендами. Современники не воспринимали его всерьез, называя литературным шутом и паяцем за его эпатажные выходки и не менее экстравагантные произведения выходившие за рамки культурного сознания «прекрасной эпохи» (belle époque), наслаждавшейся безмятежной атмосферой всеобщего процветания и научно-технических открытий (кино, телеграф, автомобиль, пишущая машинка, электричество). Жарри сотрудничал во всех авангардистских журналах, вокруг которых группировались знаменитые поэты, писатели, художники. Реми де Гурмон ввел его в среду поэтов символистов; при его поддержке Жарри стал сотрудником крупнейшего журнала символистов – «Меркюр де Франс». Он был дружен со всей парижской богемой: с писательницей Рашильд, Октавом Мирбо, Полем Валери, Шарль-Луи Филиппом, Ш. Мореасом, Э. Верхарном, Метерлинком, Лораном Тайадом. Но по-настоящему его не знал никто. За маской шутовства и буффонады современники не заметили гениального реформатора театра. Он, как и Рембо, и Лотреамон, предвосхитил бунтарский дух эпохи, наступившей после I Мировой войны.
Премьера «Короля Убю» вызвала неоднозначную реакцию. Скандальный провал называли как открытием «новой эры» французского театра, так и неудачной мистификацией. Жарри спровоцировал скандал, бросив вызов публике. Он умышленно не хотел снисходить до того, чтобы быть понятным. Даже в пояснительной речи, предваряющей спектакль, он коверкал слова, нарушая грамматические и синтаксические связи, делая смысл фразы недоступным.
Сталкивая своих сторонников и противников, Жарри надеялся, что этот скандал станет повторением битвы за «Эрнани» (1830) В. Гюго, которая вошла в историю французского театра как победа нового романтического искусства. «Дрались новые школы, декаденты, символисты, анархисты, буржуазная критика». Несмотря на то, что Люнье-По смог приучить своего зрителя к новому художественному языку, «Король Убю», со своей демонстративной бессмысленностью и эпатажем, произвел на публику эффект шоковой терапии. Литературного взлета не произошло. Зрители стали уходить с самого начала, как прозвучало слово «дерррьмо» (merdre), доминантное во всей пьесе. Ж. Куртелин, автор популярных комедий в 90-е годы, кричал: «Разве вы не видите, что автор над нами издевается?». Поднялся крик, свист. А. Жарри с горечью писал: «… толпа разозлилась, т. к. признала себя в отвратительном персонаже»[32]. Даже друзья А. Жарри – Э. Верхарн, Реми Гурмон, Л. Тайад, Йетс –