– Вы другие, – продолжил он без лести. – Вы любите отечество и гордитесь им. Я нахожу многие ваши законы справедливыми и вижу, что народ не лишён своих прав. Есть злоупотребления властью и неравенство. Но оно есть везде. Простые люди в Риме очень открыты и искренни, и мне это импонирует. Вы кажетесь более сплочёнными и готовыми пойти без разговоров за своими вождями, если потребуется…
– То-то и оно. Всегда находятся горлопаны, которые умеют подчинять народ и вести его куда не надо. Как правило, это заканчивается гражданской войной. Так уже бывало в нашей истории.
– Разреши теперь мне спросить. Я знаю, что ты бывал в других странах. Скажи, что в твоём понимании отличает вас от других народов как в хорошем, так и в плохом?
Я выдержал паузу прежде чем ответить.
– Думаю, мы определённо не ленивы, мы бываем очень упрямы, – начал перечислять я, – мы горды, что мы те, кто мы есть. Мы ценим доблесть и мужество. Многие из нас презирают роскошь. Однакомы мы любим власть и бываем жутко тщеславны. Но подчас тщеславие бывает полезно: когда тебе кажется, что ты чего-то достиг, ты успокаиваешься; когда же ты говоришь себе «ты способен на что-то большее», это заставляет тебя совершенствоваться.
– Ещё.
– Многие из нас невежественны и грубы. Мы не так талантливы как вы, однако более набожны и суеверны. Главное же, что отличает нас, это наше чувство долга и верность клятве, нарушить которые, как мы полагаем, нет ничего хуже. Так же, как нет ничего хуже для нас – и, особенно, родовитых – осквернить себя перед предками. Мы боимся гнева предков больше гнева богов, потому что верим, что наши предки незримо присутствуют здесь и видят и благие и худые дела. Они воздают негодованием, если мы творим неправду, или помогают нам за наши доблести.
… Неожиданный порыв ветра из окна заставил раскрытые свитки покачиваться и шелестеть. Ветер приветствовал их, словно напоминая, что когда-то он уже их теребил – давным-давно, когда они ещё были листьями папируса.
Наш спор закончился так же спонтанно, как и начался.
Мы молчали. И каждый думал о чём-то своём.
***
Педагогиум, Палатин, 14 часов 20 минут.
Тот спор состоялся девять месяцев назад.
А теперь мы сидели и смотрели на детей играющих на школьном дворе.
И, вот, вдруг что-то безотчётно заставило меня сказать то, что я сказал:
– Мне кажется… что я уже видел это, – задумчиво произнёс я, показав пальцем.
– О чём это ты говоришь? – не понял грек.
– Да-да. Я это точно помню. Я сидел на этой же скамье и глядел как дети соревнуются в меткости.
Он усмехнулся и покачал головой.
– Врачи говорят