– Есть вещи, друг Горацио, что и не снились нашим мудрецам.
– Какая уж там мудрость.
– Это Шекспир.
– Ах, отстань.
Он взглянул на часы, надул щёки, выдохнул и покачал головой.
– Эге-ге, однако мне пора.
Витольд встал. Рядом с ним был старый кожаный жёлтый портфель, пухлый на вид, видимо от бумаг внутри. Этот портфель был моим подарком. Это я специально подыскал ему, сильно, однако, сомневаясь что я делаю, даря портфель на его именины. Я думал, Витольд засунет его в чулан. Но нет, он полюбил его и стал пользоваться – это радовало. Вкупе с его твидовым пиджаком этот атрибут шёл ему, как бы дополняя его типаж.
– Я чуть не забыл, – спохватился он. – Я же пришёл к тебе только ради этого и едва не забыл…
Он открыл портфель. Я думал, что он извлечет оттуда какое-то экзотическое кулинарное изделие. Но я ошибся.
– Вот, смотри. Купил это там в антикварном магазине.
И он протянул мне предмет. Я взял его. Это была игрушка. Точнее, это была кукла. Кукла в виде девочки с косичками. Очень «старая» девочка, на вид начала века.
– Мой подарок, – сказал он. – Я знаю, что тебе нравятся разные механические штуковины.
Витольд опять сунул руку в портфель и, покопавшись, достал ещё что-то. Это был заводной ключ. Он вставил ключ в отверстие в груди игрушки и несколько раз повернул его по часовой стрелке. Что-то внутри щёлкнуло. Кукла ожила. Её глаза повернулись сначала влево, потом вправо, левая рука слегка поднялась. И затем раздался голос. Вернее, это с большой натяжкой можно было назвать голосом. Некоторые высокие похожие на речь металлические звуки прорывались сквозь скрежет и треск… Завод кончился. Кукла замерла.
Я слышал и даже видел одну из говорящих кукол Эдисона конца 19-го века. Удивительная штуковина. Эта была не одна из них,, и казалась, как минимум, старше лет на пятьдесят.
– Она неисправна, – произнёс он как бы извиняясь, – ничего?
– Ничего? Батенька, да ты просто сокровище для меня откопал, – и я бросился обнимать его.
– Ну вот и славно, вот и славно, – похлопал он меня по спине, – так рад тебе угодить.
За это я и любил его.
Мы спустились вниз.
– Значит, всё? – грустно произнёс он, разглядывая фото бывшей в рамке на комоде.
Я не знаю зачем я оставил это фото. Это было её чёрно-белое фото, сделанное когда мы только встретились. И это было её лучшее фото; она здесь была очень красива.
– Всё, – сказал я и вздохнул.
– Мне всегда казалось, что у вас много общего.
– Мне тоже так казалось.
– Значит ты теперь один?
– Один.
Он вздохнул и, увидев, что развязался шнурок, наклонился его завязать. Он опёрся рукой на комод. Его